Он замолк, и я нашла возможным спросить:
– А что же делать с «Сосновым раем» и их незаконной деятельностью? Неужели никак нельзя привлечь их к ответственности по линии Комитета? Или через Комиссию по этике – нужна же она зачем-то, черт подери?!
– Что касается Комиссии, – вздохнул Лицкявичус, – боюсь, ничего не выйдет. «Сосновый рай» – коммерческое учреждение, и действие Комиссии на него не распространяется.
– Но это же нонсенс! – разозлился Никита. – Зачем тогда нужны все эти бюрократические организации, если они не работают в платном секторе?
– К сожалению, друг мой, – печально отозвался Павел, – они плохо работают и в бесплатном – таковы реалии нашей жизни! Кроме того, думаю, у клиники есть богатые и влиятельные покровители, поэтому бороться с ними официальными методами очень нелегко. Одна надежда – на судебные дела с участием знаменитостей, если Руцкая и в самом деле доведет дело до конца!
– Но можно же что-то сделать? – не унималась я.
– Можно! – неожиданно ответил Лицкявичус. – Я попробую подать сведения на салант и на другие препараты, действие которых мы имели возможность оценить, во Врачебную палату. Будем надеяться, что там найдутся неравнодушные люди.
– Слабая надежда! – пробормотал Павел, постукивая костяшками пальцев по подлокотнику кресла. – Нам ли не знать, что происходит во Врачебных палатах, и как именно выдаются лицензии на лекарства – особенно в том случае, когда они уже свободно продаются на рынке и считаются вполне безопасными!
– И кому охота рассматривать какие-то там единичные жалобы от каких-то там отдельных врачей? – пожал плечами Никита.
– Дело даже не в этом, – сказал Лицкявичус. – Если Врачебная палата примет наши замечания, это будет означать, что они в первый раз плохо сделали свою работу. А как же, простите, клинические испытания? Признать нашу правоту – значит расписаться в собственных ошибках!
– Они на это не пойдут! – скорбно затряс головой Павел. – Да и ты, Андрюша, не можешь подать жалобу как официальное лицо, ведь сейчас твое место занимает Толмачев!
– Кстати, как дела с ОМР? – оживился Никита. – Долго еще этот придурок будет сидеть на чужом стуле?
– На носу перевыборы губернатора, – пояснил Лицкявичус. – Сейчас он и Кропоткина должны сидеть тихо и не предпринимать никаких серьезных шагов. Возможно, если президент продлит срок…
– Тебе все равно нужно еще поправиться как следует, – прервал его Карпухин. – Не стоит с этим слишком торопиться, только хуже себе сделаешь!
Мы переглянулись. На лице каждого читалось выражение одинаковой безысходности и уныния. Дело закончено, но удовлетворения по этому поводу ни один из нас не испытывал.
* * *
Леонид грохнул большую спортивную сумку на койку и охнул: сломанные ребра решили напомнить ему о своем существовании и о том, как небрежно он к ним относится, решив так скоро покинуть больницу после травмы. На самом деле Леонид ушел бы и раньше, если бы мог передвигаться самостоятельно. Врачи поставили ему диагноз – легкое сотрясение мозга, вызванное ударом о воду, и множественные ушибы – как следствие Ларисиных ударов в солнечное сплетение. В остальном он, похоже, был в полном порядке – если, конечно, не считать уязвленного самолюбия… Но это, к сожалению, не лечится.
– Сам-то до машины дойдешь?
Обернувшись, Леонид увидел стоявшего в дверях Мишу Кима.
– Привет, – кисло ответил он.
– Значит, я правильно сделал, что не принес тебе виноград и прочую лабуду для поднятия настроения, вроде воздушных шариков и цветочков?
– Абсолютно… Наверное, я должен поблагодарить тебя за спасение моей жизни?
– Наверное?
И без того узкие глаза Миши превратились в щелочки, но он не обиделся.
– Надеюсь, тебе не пришлось делать мне… искусственное дыхание?
– О, нет – слава богу, обошлось без этого, ты дышал самостоятельно!
– Прекрасная новость.
Придерживая рукой ноющие ребра, Леонид опустился на краешек кровати. Ким счел это приглашением и, войдя, присел на слегка шатавшийся стул.
– Как ты оказался в бассейне? – спросил Леонид. – Это же просто чудо!
– Чудес не бывает, – усмехнулся кореец. – Я за тобой следил.
– И давно?
– С тех самых пор, как понял, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
– И когда же ты это понял?
– Ну, мне на это не потребовалось много времени. Ты слишком уж активно интересовался Геннадием, задавал чересчур много вопросов… В общем, мой тебе совет: больше никогда не берись не за свое дело! С другой стороны, благодаря тебе убийцу взяли за жабры, а это кое-чего да стоит, верно?
– Ага – еще чуть-чуть, и жабры понадобились бы мне! – с горечью отозвался Леонид. – Ты знал, что это Лариса убила Рубина?
– Нет, конечно, – покачал головой Миша. – Но я давно заметил, что в клинике не все ладно – а жаль, мне нравилось там работать.
– Тебе тоже предлагали сбывать лекарства?
– Да, но я отказался.
– И они не настаивали?
– Побоялись, наверное, что единственный кореец, которого пациенты считают истинным представителем народной корейской медицины, может от них уйти. Так что меня они оставили в покое, а вот Геннадию туго пришлось. Видит бог, он сопротивлялся как мог, но мог он не так уж много!
– Значит, Рубин делился с тобой своими предположениями?
– Не то чтобы… Все больше намеками, к сожалению.
– И о трагедии с фигуристом…
– Нет, об этом уже мне ваши ребята рассказали. Я предполагал, что должно было произойти нечто вроде этого, раз Геннадий так резко и в одночасье изменил свое отношение и к препаратам, и к клинике в целом. Если бы он рассказал мне все…
– Знаешь, я ведь думал, что список имен пострадавших в результате приема саланта и флуоксетина подсунула мне Лариса!
– Извини, я ведь не мог его отдать тебе лично – вдруг мои предположения в отношении тебя оказались бы неверными? Но и не подсунуть тебе этот список я тоже не мог, ведь это означало бы, что Геннадий погиб ни за что! Его смерть заставила меня начать подозревать, насколько там все серьезно, и тут ты и подвернулся. Как выяснилось, мой список оказался далеко не полным – я успел нарыть только шесть имен…
– Ничего, нам и этого хватило! А почему ты не ушел сразу же после того, как Рубина убили? Понимал ведь, что это связано с тем, что он перешел дорогу руководству «Соснового рая»?
– Ты ошибаешься, я не сразу это понял. Говорили, что Геннадия убила Татьяна Донская, и я поначалу поверил – пока не узнал, что его обвинили в изнасиловании: на это повелся бы лишь тот, кто его совершенно не знал.
– Ты был в курсе его отношений с Ларисой?