Европа. Борьба за господство - читать онлайн книгу. Автор: Брендан Симмс cтр.№ 29

Пока в Центральной, Западной и Южной Европе шла битва за испанское наследство, на севере и востоке Европы – в Швеции и Польше – тоже сменились правители. Соседние государства опасались их потенциальной силы не меньше, чем нынешней слабости. Внутренние раздоры в Польше буквально приглашали в страну интервентов и захватчиков, однако, как показало правление Яна Собеского, потенциал Польши был велик: к концу семнадцатого столетия ее территория существенно выросла за счет Османской империи. Если бы Речи Посполитой удалось провести реформы, Пруссия и Россия получили бы куда менее сговорчивого соседа; даже в нынешнем хаотическом состоянии нельзя было допустить, чтобы Польша попала во враждебные руки. По этой причине в 1697 году Петр Первый пригрозил польским дворянам войной, если они проголосуют за принца Конти, французского претендента на трон. В конце концов королем избрали Августа, курфюрста Саксонии, частично потому, что он раздавал щедрые взятки, но также потому, что его считали наиболее способным отвоевать у османов стратегически важную Каменец-Подольскую крепость, что и случилось впоследствии. Целью совместной русско-прусской стратегии, как сказал прусский король Фридрих I, было помешать саксонцам «установить произвол в республике». Для Берлина в особенности союз Польши и Саксонии выглядел этаким призраком окружения, поскольку Пруссия находилась в «клине» между двумя этими странами. Другими словами, польские «свободы» воспринимались как важнейшие условия российской и прусской безопасности. ^[219]

Катаклизмы в этом регионе спровоцировал, тем не менее, шведский джокер. Соседи считали молодого и неопытного Карла XII легкой добычей. Датчане намеревались восстановить за его счет свою западнобалтийскую империю, русские стремились вернуть Новгород, а недавно коронованный правитель Польши намеревался присоединить Ливонию. В сентябре 1699 года датчане и поляки заключили против шведов союз, к которому через два месяца присоединилась и Россия. «Архитектором» этого альянса был ренегат, ливонский дворянин граф Йохан фон Паткуль, желавший избавить себя и своих соотечественников от владычества шведской короны. В августе следующего года три страны напали на Карла. К своему удивлению, они выяснили, что молодой шведский король – военный гений. В ноябре 1700 года он лично возглавил армию, которая одержала победу над русскими при Нарве. Это был сильный удар по амбициям Петра. Спустя год посол России в Вене все еще переживал понесенное унижение; он докладывал, что австрийцы «смеются над нами. Непременно нужна нашему государю хотя бы малая виктория, каковая прославит его имя по всей Европе». В следующие четыре года Карл уверенно вел кампанию в Польше и Балтике, одержав ряд громких побед над своими врагами. ^[220]

Поначалу война за испанское наследство и Северная война, как ее стали называть, шли по отдельности. К 1706 году, однако, положение стало меняться. Первые победы Карла вызвали оживленные стратегические дебаты в Швеции. Некоторые, например, королевский советник Нильс Лиллиерот, утверждали, что главным врагом страны является Россия, а потому первоочередная задача монархии – укрепить линию обороны в балтийских провинциях. Если этого не сделать, Петр получит возможность угрожать шведской провинции Финляндия, островам и в итоге самой Швеции. Поэтому необходимы превентивные меры, вплоть до захвата русских земель вокруг Пскова и создания там буферной зоны. В отличие от советника, Карл своими главными врагами видел Польшу и Саксонию. Он хотел возвести на трон Речи Посполитой своего ставленника Станислава Лещинского. Но прежде требовалось нанести решающий удар по Августу. Альтернативы прямому нападению на саксонского курфюрста не было, и в сентябре 1706 года Карл взялся за дело; чтобы провести армию по имперской территории, он воспользовался в качестве предлога вестфальским правом Швеции на вмешательство от имени силезских протестантов. Приоритет Германии, характерный для политики Швеции времен Густава Адольфа, подтвердился вновь.

Когда осенью 1706 года Карл очутился в поле зрения Центральной Европы, его появление вызвало озабоченность «Великого альянса». Герцог Мальборо писал голландскому министру в августе 1706 года: «Надеюсь, что новости о наступлении шведского короля в направлении Венгрии не соответствуют истине. Иначе это весьма досадно». Все опасались, что Карл дестабилизирует Священную Римскую империю и тем самым подорвет ее способность продолжать войну с Францией. Северогерманские князья, чьи войска сражались на западе, например, правители Пруссии и Ганновера, начали настороженно оглядываться. Карл быстро заставил Саксонию подписать Альтранштедтский договор в октябре 1706 года и полностью капитулировать: Август отказался от польской короны. Мальборо предупредил, что шведский король теперь может «найти повод двинуться глубже в Германию», что «заведет его далее в империю, а этого мы никак не должны допустить». Поэтому в 1707 году Мальборо встретился с Карлом в Альтранштедте и убедил шведского короля повернуть на восток, против русских. Император взамен согласился пойти на уступки силезским протестантам. Коллективный вздох облегчения пронесся по Германии и столицам стран коалиции. ^[221]

Северная война и война за испанское наследство были не просто этаким военно-дипломатическим менуэтом; нет, это было отчаянное противоборство, исход которого виделся вопросом жизни и смерти не только для солдат, сражавшихся на поле боя, и для мирных жителей, оказавшихся под перекрестным огнем. По всей Европе правительства, мятежники и население вели борьбу за выживание. Франция боялась оказаться в возродившихся габсбургских «клещах» на севере, юге, востоке и юго-востоке. Людовик, хорошо помнивший 1650-е годы, не хотел, чтобы его королевство вернулось во времена фронды или – хуже того – в хаос религиозных войн конца шестнадцатого века. Немецкие патриоты бились за возвращение Эльзаса – или, по крайней мере, за предотвращение дальнейшего «отчуждения» имперских территорий на западе. Мелкие страны наподобие Савойи воевали отчасти за право встать в один ряд с великими державами, а также за то, чтобы избежать полного поглощения другими. Для голландцев и англичан вопрос испанского наследства был центральным звеном европейского равновесия, от которого зависели их свободы, достояние и жизнь. Захват испанского наследства делал Людовика непререкаемым властителем Европы, и само его присутствие в испанских Нидерландах представляло прямую угрозу Англии и Голландской республике. В июне 1701 года английский политический философ Джон Локк подвел итог сложившейся геополитической и идеологической обстановке: «Каким бы ни был я приверженцем мира, думаю, что истина (под этим он имел в виду протестантизм и парламентское правительство) непременно должна сопровождать мир, а этого невозможно добиться без свободы, как нельзя и сохранить баланс сил в Европе». ^[222]