В половине девятого вечера, когда на землю пала мгла, он припарковал машину во дворе пятиэтажки за квартал до салона «Эвелина» и дальше побрел пешком. Салон закончил работу, но в окнах кое-где горел свет. На парковке стояли машины – еще остались в здании живые люди. И ему повезло – из парадного вышли двое: сутенер Герасимович и Белецкий! Последний уже не психовал, видимо, «фирма» сумела перестроить работу в невыгодных для себя условиях, но что-то выговаривал долговязому типу. Они остановились, не дойдя до парковки. Алексей решил рискнуть – перебрался на правую сторону дороги, подошел поближе. Сосед Виктор Павлович был настоящий Плюшкин – набивал в багажник разный хлам, включая старые тряпки для рыбалки. Для создания «сценического образа» много усилий не потребовалось – страшные джинсы восьмидесятых годов советского образца, затертая жилетка из кожзаменителя, какая-то мятая рубашка, источающая убийственный аромат, кепка на глаза. Он три дня не брился – в общем, выглядел «нормально». Образ завершала легкая хромота на правую ногу и привычка пересчитывать мелочь, извлеченную из кармана. На него не обращали внимания. Евгений Романович что-то с нажимом говорил, а Герасимович слушал с покорным видом. Из-за капота «Порше» выглядывал плечистый малый с нехваткой образования на узком лбу.
– Ладно, скоро все закончим, станет легче, – проворчал Белецкий. (Воронич услышал только это.) – Все, давай, до завтра. Шмель заберет девок из «Гаваны». Но чтобы в семь утра был как штык.
Герасимович покосился на хромающего по тротуару человека и тут же забыл про него – эка невидаль. Сообщники разошлись. Белецкий зашагал к «Порше» – на этот раз он воспользовался услугами водителя, Герасимович засеменил к «Ниссану». Машины выехали одновременно, подались в разные стороны. Алексей добрел до переулка и повернул обратно. Гнаться за Герасимовичем не было смысла. Куда бы он ни поехал, а ночевать будет дома, на улице Лермонтова. Главное, не выходить из образа, за ним могут следить…
Прошло полчаса. Он сидел в «Жигулях», припаркованных у облезлой «брежневской» панельки, и разглядывал окна на шестом этаже, принадлежащие (он выяснил) девяностой квартире. Жилище небольшое, но, похоже, трехкомнатное. Остекление четырех окон, выстроенных в ряд, было одинаковое. Уже темнело, в окнах загорались огни. Недавно он прогулялся вдоль припаркованных у дома машин. «Ниссан» наличествовал. «Не боится же ничего, – отметил Алексей, – собственную машину использует в нуждах борделя. Или наоборот – «служебную» использует в личных целях».
До утра он из машины не выходил – запасся всем необходимым и поедал глазами окна квартиры. Герасимович в домашних бриджах вышел на балкон покурить. Покурил, бросил «бычок» на клумбу, ушел. Потом долговязый силуэт мелькнул в окне слева – на кухне. Еще один, пониже ростом, – жена? Интересно, дети есть? Хотя совсем не интересно, бедные крошки, будут к папке в тюрягу на свиданки ездить…
Погас свет на кухне, в гостиной. Вспыхнул в спальне за плотными шторами, но и там погас. Он посмотрел на часы. Полночь. Спят усталые игрушки… Поколебавшись, набрал номер. Рита отозвалась почти сразу. Голос ее подрагивал от волнения.
– Господи, Алеша, с тобой все в порядке? Ты не звонишь. И я не имею права тебе звонить без острой нужды, иначе ты обещал меня высечь…
– Правильно обещал, – ухмыльнулся Алексей. – И высеку, если отступишь от инструкций. Я делом занимаюсь, Рита. Пытаюсь добраться до банды – попутно принимаю меры, чтобы банда не добралась до меня.
– Будь осторожен, Леша, я так нервничаю… Весь вечер психую и злюсь. Ворочаюсь на кровати, пытаюсь уснуть в обнимку с телефоном… Моя жизнь – это американские горки. Ты рядом – все хорошо и спокойно. Тебя нет – все не так, страшно, нервы на пределе…
– Ладно, девочка, все отлично. Я сегодня не приеду. Выслеживаю клиента…
– Почему? Я жду… – Она замолчала, потом тихо добавила: – Ладно, я все понимаю…
– Приеду утром, с первыми петухами. – «И новой охапкой неприятностей», – подумал он, но не стал это озвучивать. – Ну в крайнем случае со вторыми петухами. В общем, звоню сказать, чтобы ты не волновалась. Никто не приходил?
– Нет, Алеша… Хотя прости, приходил кот. Такой большой, черный, пушистый. Орал под дверью, словно я ему что-то должна. Я не удержалась, открыла дверь, быстро его втащила и заперлась. Покормила, погладила. Сейчас он сидит на коврике под дверью, ждет, что я его выпущу…
– Не вздумай выпускать. Пришел – так пришел. Еще раз покорми и спать с собою положи. Если что, его зовут Гоша.
– Ой, а я уже Аттилой назвала. Он на дверь бросался, как на Европу…
– Нет, его зовут Жора. Переименуй. Все, Рита, кончаем болтать, спи спокойно…
Он тоже этой ночью спал относительно сносно, выставив будильник в телефоне на пять тридцать. Ему не требовалось много комфорта. Опустил сиденье, соорудив ложе, немного поворочался…
Проснулся от угрожающего рычания. Подскочил – и отшатнулся: в окно заглядывала свирепая собачья морда, скребла когтями по стеклу! Отличный заменитель физзарядки! Сердце застучало, он моментально проснулся. До сигнала будильника оставалось пять минут. Ранний собачник – местный житель, выгуливающий перед работой пса, – оттащил за ошейник своего стаффорда. При этом подозрительно поглядывал на ночующего в «Жигулях» мужика. Обошлось без выяснений – человек и собака удалились. Алексей перевел дыхание, начал собираться.
Герасимович вышел из подъезда в шесть часов четырнадцать минут – деловой, целеустремленный. На плече болталась кожаная сумочка. Видать, с бутербродами, жена наделала. Алексей сидел на лавочке рядом с подъездом, пересчитывал мелочь, которой набрался полный карман.
– Оба-на, доброе утро, ну наконец-то! – бодро воскликнул он. – А я уж заждался тебя, братан!
Герасимович резко повернул голову (тоже нервы ни к черту), смерил ястребиным глазом развалившегося на лавочке мужика. Полубомж какой-то. Неряшливый, мятый, небритый, в засаленной кепке. По губам блуждала глумливая, хотя и настороженная ухмылка. Сутенер расслабился – вроде не полиция. И, нахмурившись, прошел мимо.
– Эй, братан, я же с тобой разговариваю! – обиженно воскликнул Алексей. – Не с урной, блин!
Герасимович остановился – в колючих глазах поблескивало раздражение – и начал медленно подходить. В воздухе тревожно запахло ударом в зубы.
– Эй, ты чего, бить собрался? – максимально дружелюбно улыбнулся Алексей. – Так смотри, я тебя тоже так отоварю, что мало не покажется!
– Мужик, тебе чего, денег надо? Ты что за хрен с горы? И чего тут развалился на нашей лавке? – кусая губы, спросил Герасимович.
– А что, дети могут увидеть? – хохотнул Алексей. – Ну да, братан, денег надо. Сто тысяч, много не попрошу… – и сделал протестующий жест, обнаружив зависший над головой кулак. – Да подожди ты, чего в бутылку лезешь! Я же с миром, в натуре… Садись, побазлаем…
– Говори, чего надо, некогда мне, – процедил Герасимович. Пытливые глазки сканировали незнакомца, не находя ничего опасного, но что-то было не так. Он поморщился – запашок от незнакомца исходил тот еще.