Расплата - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Семенихин cтр.№ 121

— Сброс! — прокричал Бакрадзе на этот раз одному только своему ведомому Славе Овчинникову.

Мгновения — и на земле ухнули новые взрывы. На пути у паровоза в куски разлетелись шпалы, а на первой за ним платформе стали рваться боеприпасы, и она окуталась огнем и дымом. Набирая высоту для нового захода, летчик был неприятно озадачен молчанием задней кабины, из которой обычно воздушный стрелок тотчас же на развороте от цели сообщал о результатах атаки. Нехорошее предчувствие пало на душу грузина: «Неужели?»

— Чего молчишь, Веня, чего молчишь? — окликнул он.

Тишина в наушниках, легкое потрескивание, и вдруг нелепые слова дошли до его сознания.

— Да уж больно красивую ты иллюминацию немцам устроил. Залюбуешься, — разобрал Бакрадзе искореженный помехами голос Якушева. И, не до конца его поняв, спросил;

— Что? Какая иллюминация, кацо? Что горит?

— Середина бронепоезда… вся.

— Нашел время любоваться. За хвостом гляди. Последний заход.

И шестерка снова спикировала с высоты на цель. Ярким черно-багровым облаком вставал над помертвевшими платформами дым. Будто парализованный, замер паровоз, поваленный взрывом на откос насыпи. Лишь на задней платформе еще теплилась жизнь и обрывки беспорядочных трасс, разрывая голубой воздух, снова тянулись к шестерке «илов».

— Ид-е-е-м домой! — прокричал ведущий. Но так и недоговорил, потому что его, совершенно успокоившегося, поверившего в благополучный исход боя, словно бичом ожег несколько флегматичный голос воздушного стрелка.

— Командир, — с расстановкой проговорил Якушев каким-то ровным ледяным голосом, как будто самым главным сейчас было по складам произнести это слово. — Командир, справа сзади четыре «фоккера». Одна пара заходит на нас с хвоста.

— Держи в прицеле! — выкрикнул Бакрадзе, и тотчас же их самолет задрожал и задергался то влево, то вправо, меняя свое положение в воздухе.

Вано услыхал новую очередь стрелка, после которой Якушев сбивчиво передал по СПУ:

— Это второй уже атаковал.

И, ощущая сухость во рту, Вано запросил:

— Где прошла его трасса?

— Правее плоскости, — буднично ответил Якушев. — Подверни влево.

И опять последние эти два слова из задней кабины прозвучали вроде с ленцой, почти бесстрастно. «Как держится, паршивец», — мелькнула отрывистая мысль, и Вано резко дал ручку и левую ногу от себя. По спине пробежали мурашки в ожидании новой очереди, и она действительно последовала, но разорвала лишь пустое небо. Два первых атакующих истребителя со звоном ушли вверх, не добившись успеха.

— Кажется, пронесло! — облегченно выкрикнул Бакрадзе.

Но задняя кабина молчала. Застывшими от напряжения глазами стрелок всматривался в пространство за высоким килем «ила». Задняя полусфера была чиста. И вдруг из ее обманчивой голубизны родились новые силуэты. Будто кто-то нарисовал их сначала бледным пунктиром, затем обвел этот пунктир тушью, заполнил серо-зеленым цветом, нахлобучил на очертания фюзеляжей засверкавшие холодными злобными бликами пилотские остекленные кабины, обвел правильными дисками винты бешено работающих моторов, будто радующихся тому, что немцы, ими управляющие, вот-вот настигнут уходящий на восток штурмовик и тогда никто не дождется его на посадочной полосе, да и увидел ли два обгоревших трупа в груде исковерканного металла, оставшегося от машины, упавшей вдалеке от родного аэродрома.

Один «фокке-вульф» пошел в атаку, другой его прикрывал сзади. В прицеле у атакующего фашистского пилота обозначилась открытая по пояс фигура стрелка. «Почему стынут мысли? — спросил вдруг у себя Веня и не ощутил никакого страха. — Неужели он меня сейчас убьет, а потом расстреляет сзади беззащитную машину? Почему стынут мысли?» — задал он этот вопрос себе вторично, вовсе не пытаясь на него ответить. Он освобождался от какого-то неожиданного оцепенения, освобождался сначала автоматическими движениями, приводившими крупнокалиберный пулемет в нужное положение, а уж потом мыслью. Но, пока мысль приходила, ствол пулемета этими заученными движениями был им уже поднят и в сетке прицела обозначился капот «фокке-вульфа».

«Четыре пушки против одного крупнокалиберного пулемета, — подумал Веня. — Четыре трассы против одной, способной вырваться в ответ. Меня и Вано разделяет огромный бензобак, — горько усмехнулся он. — Одно попадание, и мы классически взлетим на воздух, и понесемся к земле, и будет столб пламени и дыма над нашей пилотской могилой вместо обелиска, вот и все». Он дал короткую пристрелочную очередь, помня о том, что в ленте всего восемьдесят патронов. От задней его кабины к тупорылому «фоккеру» промчалась красным пунктиром проложенная дорожка трассирующих пуль. «Теперь его ответная очередь, и конец», — пронеслась в голове у Якушева мысль. Она еще не успела впечататься в его сознание, как он снова нажал на гашетку и вторая более длинная и более хлесткая трасса вырвалась из ствола пулемета и располосовала небо, оборвавшись у самого капота атакующего немецкого истребителя. «Фокке-вульф» как-то странно клюнул на нос, потом, будто пилотировавшему его фашистскому летчику захотелось некоторое время пролететь головой вниз, перевернулся на живот и помчался с воем к земле, пятная солнечный воздух черно-красным, широко распускающимся с каждой секундой за собой следом.

Второй, прикрывавший его истребитель, скользнул куда-то вниз, выходя из боя. Пресекающийся от волнения, ликующий гортанный голос Бакрадзе ворвался в сознание:

— Венька, так ты его сбил! Слышишь, ишак!

— Да… кажется, — пробормотал Якушев, чувствуя, как прилипают к холодной шее ларингофоны.

— Идиот, что значит «кажется»! — весело оборвал его Бакрадзе. — Сам-то цел?

— Цел. — Откинувшись на бронеспинку, стрелок жадно глотал раскрытым ртом воздух. Он видел остающуюся позади желто-зеленую предосеннюю землю и столб черного пламени на месте взорвавшегося истребителя. Костер этот все уменьшался и уменьшался с каждой секундой полета и наконец совсем исчез из вида. На мгновение Вениамину показалось, будто не было и вовсе ничего: ни зловещей тени «фокке-вульфа» за кабиной, ни промчавшейся мимо их самолета его трассы.

— Ты! — вскричал Климов на земле. — Ты ухлопал «фоккера»? — И острыми зелеными глазами сверкнул на Якушева. — Ну и лирик. Не знаю, получится ли из тебя второй Лев Толстой, но отменный воздушный стрелок уже получился. Ах, какой молодец! И ты, Бакрадзе, молодец. Ваша шестерка почти уничтожила бронепоезд. Из штаба фронта передали: вам не кто-нибудь, а сам маршал Рокоссовский объявил благодарность. Всем шести экипажам. Тебя, Веня, представляем к ордену Красного Знамени…

— У меня есть к тебе, командир, просьба. Дай мне свой «виллис». Часа на три, мне в Сенницу съездить надо.

— К связисточкам, что ли? Дам машину. Я сегодня добрый…

Второй раз на протяжении одного и того же дня командирский «виллис» промчался по единственной улице села Сенница, по обе стороны которой жались друг к другу крестьянские домики. Ефрейтор Голубкин, сидевший за рулем, безмерно удивился, узнав, что остановить машину ему надо у той самой хатенки с нахлобученной камышовой крышей, у которой они уже останавливались утром, высадив там попутчицу связистку, но ни одного вопроса не задал. Он только подумал про себя о Якушеве: «Ну и тихоня».