Расплата - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Семенихин cтр.№ 116

— Сделайте в своей памяти зарубку, ребята. Сегодня завершено историческое Орловско-Курское сражение, мы возвратили Родине Белгород, Орел, Курск и десятки других городов, не говоря уже о сотнях селений. До сих пор мы перелетали на новые аэродромы на восток, и только на восток, оставляя наши родные города и села, и, скажу прямо, тяжелая была у нас доля. И вот теперь мы впервые за всю войну должны перебазироваться на новый аэродром, а он на сто с лишним километров западнее этого, нами обжитого. Наш наземный эшелон уже орудует на новой точке. Саперы прошли, таблички свои мудрые «Мин нет» расставили, а сейчас солдаты нашего БАО землянки, брошенные немцами, в порядок приводят, зловонный дух завоевателей из них выветривают. Одним словом, по самолетам, орлы!

Прочихались в капонирах могучие «илы», а потом их надежные моторы запели на одной басовитой ноте победную свою песню. Подпрыгивая на опаленной августовским ветром кочковатой земле, стал выруливать и штурмовик старшего лейтенанта Бакрадзе. Включив самолетное переговорное устройство, грузин озабоченно спросил:

— Веня, как там наше звено?

— Ведомые вырулили, командир, и стоят в правом пеленге на заданных интервалах.

— Тогда по газам!

Самолеты, обдав тугим гулом окрестность, дружно ринулись в голубое пространство августовского дня навстречу солнцу, успевшему опалить среднерусскую землю.

После перелета Якушев записал в своем блокноте: «Так я ощутил наше наступление».

А потом менялись аэродромы, села и города, попадавшиеся в боевом полете на маршрутах. Огромная радость победы захлестнула летчиков, воздушных стрелков, техников и всех авиаспециалистов климовского полка. Сам Климов ходил не сутулясь, как раньше в дни, когда гибли летчики и самолеты, а гордо выпрямившись, и в лексиконе у него на разборе полетов или предполетной подготовке появились прочно ужившиеся фразы: «Мой полк разгромит и эту цель», «Мой полк готов делать в сутки и по три боевых вылета», «Запаса прочности у моих орлов хватит до самого Берлина». Или, когда было у него на душе неважно, то, отбрасывая хлипкий чубчик со своего вспотевшего лба, он гневно выпаливал: «Я не позволю, чтобы кто-нибудь позорил мой полк».

Якушев, когда они были на аэродроме только вдвоем, однажды его бесцеремонно оборвал:

— Саша, брось фанфаронствовать, это я тебя как земляк, как казак прошу.

Климов сердито метнул на него взгляд, на его лице сквозь загар пробилась бурая краска, но вдруг он не только не пришел в ярость, но и рассмеялся:

— Послушай, Веня, а ведь ты действительно прав. Не буду, а то ты еще скажешь, что командир полка Наполеона из себя корчить начал.

— Наполеона не надо, Саша, — примирительно опротестовал Якушев. — Наполеон — это битый полководец. Его мой прадед Андрей Якушев вместе с казаками самого Платова до Парижа гнал. Ты лучше на Кутузова старайся быть похожим, если так хочешь повеличаться.

Они рассмеялись и, похлопывая друг друга по спинам, пошли вдоль капониров, в которых стояли «илы», готовые покинуть насиженный аэродром.

Шли дни и недели, и опять менялись аэродромы, села и города, дававшие временный приют летчикам климовского полка, у которых на картах, заключенных под целлулоидом планшеток, неизменно прочерчивалась одна только маршрутная линия: на запад!

Ветер победы! Как он сладок был после горьких дней отступления, как омолаживал лица многое повидавших воздушных бойцов, водивших теперь свои самолеты к цели с курсом в двести семьдесят градусов.

Это был курс не только к тем городам и селам, которые еще находились под властью фашистов, но и курс к еще далекому, но уже явственно осязаемому мысленным взором любого воина Берлину.

— Слушай, Вениамин? — грубовато спросил однажды командир полка Климов. — Ты умеешь держать язык за зубами?

— Спрашиваешь, — так же грубовато ответил и Якушев. — В свое время я даже и отцу не пожаловался на то, что ты мне на «ребячке» синяк под глазом поставил, а уж как допрашивали родители.

— Не дури, то же детская драка, а я тебе о серьезном хочу поведать.

— Поведай, — засмеялся Якушев. — Это хорошо, что в лексиконе у командира полка появилось такое нетипичное для штабной речи слово.

— Лексикон… Гм… — пробормотал Климов и почесал старательно выбритую щеку.

— А ты не знаешь?

— Откуда же, — вздохнул командир полка. — Мой жизненный путь тебе известен. Два курса сугубо технического вуза, в котором страницы любого учебника дышали лишь техническими терминами да полсотни, если не меньше, прочитанных книг. Немного Гоголя, немного Толстого, совсем мало Тургенева, «Челкаш» Горького, а дальше кабина самолета и приборная доска. Сам знаешь, какую академию проходит рядовой военный летчик.

— Не прибедняйся, — хмыкнул Якушев. — Ты даже мои рассказики почитываешь.

— Вот-вот, — засмеялся Климов и откинул назад светлую прядь волос. — Кстати, в последнем номере фронтовой газеты прочел твои три колонки: «Решение».

— Ну, так и что по этому поводу молвишь? — прищурился Веня и стал ревниво ожидать ответа.

— Ты это здорово завернул о том, как над целью зенитные осколки разбили у летчика плексиглас на фонаре и этот полуослепший летчик благодаря командам воздушного стрелка выполнил посадку. Скажи, а ты бы так мог, если бы это с твоим Бакрадзе случилось?

— Пусть лучше не случается, — улыбнулся Веня. — Бакрадзе для меня не только обожаемый командир, он для меня, как брат. Пусть глаза его сто лет видят, как у орла.

— Одобряю подобную преданность, — улыбнулся Климов. — Ну, а теперь скажи, что такое «лексикон», а то, не дай бог, кто из летчиков спросит, а я не знаю. Стыд-то какой.

— Словарный запас человека.

— А-а, буду теперь знать.

— Ну, а язык по какому поводу я должен держать за зубами, — спросил Веня, искоса взглянув на командира полка.

Худое лицо Климова, облитое розоватым послерассветным солнцем, было непроницаемым. Они медленно шли мимо самолетных стоянок, мимо нахохлившихся «илов», с которых мотористы вместе с чехлами, влажными от предрассветного дождя, сбрасывали и собственную сонливость. Климов вздохнул:

— Слушай сюда, как говорят в Одессе. Ты уже сорок два боевых вылета с ним сделал.

— Ошибаешься. Сорок три. Первый был тот кровавый на СБ, после которого нас на долгие сроки по госпиталям развезли. Бакрадзе, меня и нашего штурмана ворчуна Сошникова.

— Твоя правда, — вздохнул Климов и задумчиво посмотрел на свои прихваченные аэродромной пылью сапоги. — Что ты о Бакрадзе можешь сказать?

— Отличный парень, лучшего командира мне не надо, — пожал плечами Якушев.

— А ты в курсе, что он две недели назад свой сотый вылет совершил?

— Еще бы. Все-таки в задней кабине с ним летаю. По двести граммов наркомовских за ужином по этому поводу выпили.