Казаки, находившиеся на берегу, нервничали. Атаман тоже нервничал. С неба тем временем посыпалась водяная пыль — мелкая, холодная, вредная, она лезла за шиворот, прилипала к лицу, как паутина. Семенов отплюнулся за борт лодки и поднял воротник пыльника.
Понадобилось еще не менее пятнадцати минут, прежде чем атаман сошел на мокрый песок, густо усыпанный крупными камнями. На берегу сдернул с головы шляпу и швырнул ее в кусты, рявкнул трубно, словно призывал подчиненных подняться в атаку:
— Хватит заниматься бабьим делом и маскироваться. — Евстигнеев услужливо подал ему фуражку, атаман немедленно водрузил ее на голову. — Коня!
Семенову подали коня. Командир разъезда — бравый сотник с соломенными, кокетливо закрученными усами — взял под козырек:
Ваше высокопревосходительство, во Владивостоке уже знают, что вы покинули шхуну.
— Тьфу! — Семенов выругался. — Забайкальская бригада давно прошла?
— Полтора часа назад.
— Надо догнать ее. С бригадой мы и проскочим — народу много, смешаться с казаками легко... Меня поймать? — Голос атамана сделался резким, он сжал правою руку в кулак, вытянул перед собой, ребром левой ударил по внутреннему сгибу руки, жест получился очень красноречивый. — Во!
Фон Вах трясся в кабине грузовика и напряженно слезящимися глазами вглядывался в дорогу. Рядом с фон Вахом в кабине сидел полковник с новенькими золотыми погонами на плечах, присланный генералом Смолиным. Солдаты в кузове также были смолинскими. Генерал Вержбицкий, оставшийся руководить каппелевской армией после гибели ее к командующего, отказался дать солдат — сослался на срочную переформировку своих частей. Смолин люто ненавидел атамана и также люто боялся его.
— Значит, так, — подпрыгивая на жестком сиденье и впиваясь зубами в язык, спрашивал фон Вах полковника, — что бы вы сделали на месте Семенова, удрав со шхуны? Уплыли бы в море?
— Вовсе нет. Добрался бы до берега.
— Правильно. А что бы сделали на берегу?
— Постарался бы смешаться с одной из отходящих из Владивостока семеновских частей.
— Правильно. Что Семенов сейчас, собственно, и делает. Он, переодевшись, добрался до берега, в районе Морского штаба сел в автомобиль и поехал в Океанскую, там пересел на катер — и был таков. Но раствориться в воздухе он никак не мог.
— Естественно. Он поплыл в Надеждинскую.
— Почему именно в Надеждинскую? — Фон Вах был назойлив, втолковывал прописные с точки зрения полковника истины, это его раздражало, но он держал себя в руках. Полковник изложил свои соображения, и фон Вах, услышав его речь, невольно поморщился, проговорил:
— Забайкальскую бригаду надо прошерстить до последней пуговицы, проверить каждого казака на вшивость — есть ли у него на яйцах вши или нет?
— А если забайкальцы окажут сопротивление?
— Каким образом, полковник? У них карабины без патронов, у нас не только патроны, у нас — пулеметы. Попробуйте-ка пойти с пустым карабином на пулемет. Зубы сразу застучат от страха. Забайкальцы — фронтовики, они хорошо знают, что такое пулеметы и чем пахнет свежая кровь.
— Хорошо. Но согласитесь, остановить целую бригаду в чистом поле, вот так, за здорово живешь — штука очень опасная. Мы это сделать не сможем — нас даже пулеметы не спасут. Забайкальцы наш грузовик перевернут и затопчут. Вместе с пулеметами и людьми. Надо обойти бригаду, выбрать узкое место и установить заслон. Узкое место два пулемета смогут держать вполне, даже если на нас полезут все Семеновцы, вместе взятые.
— И это продумано, — заявил фон Вах. — Я об этом побеспокоился. Все дело в том, что Забайкальская казачья бригада не по воздуху летает...
Смолинский полковник хмыкнул... Фон Вах этого не заметил, он продолжал увлеченно говорить:
— Хребет им не дано пройти по воздуху — они пойдут через железнодорожный тоннель. Вот там-то мы их и встретим.
Идея фон Ваха показалась полковнику разумной.
Семенов и без докладов подчиненных понимал, что в Приморье — переполох. Это ощущалось по некой суматошности, ни с того ни с сего возникшей, по напряженным лицам людей, окружавших атамана, по рявканью автомобильных клаксонов, доносящихся с щебеночного тракта, по стрельбе, неожиданно раздавшейся со стороны Владивостока.
Атаман намеревался пройти со своими людьми через железнодорожный тоннель. Был, конечно, и другой, более трудный путь: через хребет по некогда проложенной среди камней тропе, но по тропе этой, сплошь в осыпях, мало кто ходил: тем не менее она жила, не зарастала. Поразмышляв немного, атаман пришел к выводу: путь по тропе хотя и труднее, но зато безопаснее, поэтому надо идти по тропе.
Понимал он и другое: если произойдет инцидент, бригада обязательно вступится за него: поскольку оружия у бригады нет, но оно есть у меркуловцев, то прольется кровь забайкальцев. Крови очень не хотелось — у Семенова при мысли о возможном кровопролитии внутри делалось холодно. Устал он, постарел, одряб мыслями и мышцами — раньше не задумывался о потерях, безоглядно бросался в драку.
Командовал забайкальской бригадой Сорокин — мрачноватый, с жестким малоподвижным лицом полковник, которого атаман хорошо знал по Чите. Когда казачий разъезд прибыл вместе с атаманом Семеновым и его людьми в бригаду, полковник и атаман обнялись.
— Поздравляю, ваше высокопревосходительство, вы очень удачно выбрались из морской клетки.
Перед проходом через железнодорожный тоннель бригада устроила короткий привал.
— Может; мы напрасно остановились? — спросил атаман у Сорокина, цепко оглядывая недалекую сопку, поросшую хмурым темным лесом. Из высокой травы, лихо подпрыгнув, пронесся мимо легкокрылый кузнечик. Атаман проводил его взглядом. — Может, лучше было форсировать тоннель с ходу?
Сорокин был осторожным командиром. Он отрицательно качнул головой:
— С ходу нельзя!
— А так мы невольно привлекаем к себе внимание... Остановились перед самым тоннелем.
— Наоборот, ваше высокопревосходительство, привлекли внимание, если бы не остановились. У всякого марша обязательно возникает во время движения хвост — отстают не только нерадивые, но даже лучшие. Перед такими переходами, как через этот тоннель, отставших мы обязательно поджидаем.
— Если бы шла война — тоже поджидали бы?
— На войне другие законы, ваше высокопревосходительство.
Атаман еще раз оглядел темную заросшую сопку, гигантским зверем оседлавшую землю.
— В тоннеле могут быть меркуловские пулеметы, полковник? — спросил он.
— Могут.
— Тогда, я полагаю, в тоннель мне лучше не соваться. Лучше взять несколько казаков и пойти поверху, через перевал... А? — Семенов хотел убедиться в своей правоте. Он ожидал, что полковник поддержит его, но Сорокин неожиданно засомневался: