Дикая и опасная - читать онлайн книгу. Автор: Кира Стрельникова cтр.№ 63

— Да чтоб ты сдох, Верден!.. — Я прошипела ему в лицо, и…

Крепко обняв за шею, притянула к себе, жадно поцеловав. Черт, эмоции и чувства сошли с ума, просто затоптав попытавшихся робко протестовать тараканов, ибо предателю-организму все, что он услышал, чрезвычайно понравилось. И решительность, и подтекст, в котором ясно ощущались властные нотки, и… Короче, по-моему, вместе с чувствами сошла с ума и я. Он опять содрал с меня панцирь, вытащив мягкого моллюска наружу, но вместо того, чтобы безжалостно тыкать в уязвимые места, начал ласково поглаживать, успокаивая и давая время привыкнуть к себе. Все-таки приручал, скотина, пусть даже искренне считал, что нет.

— Откуда ты взялся на мою голову, а?! Упырь красноглазый… — Лихорадочный злой шепот срывался с моих губ, пока я судорожными движениями пыталась стянуть с него футболку, задыхаясь от переполнявших эмоций. — Гос-споди, как же ненавижу тебя, слышишь?!.

— Заткнись, Сонька. — Верден тихо, довольно рассмеялся, отбросив футболку, и, схватив меня в охапку, посадил на очень удачно стоявший рядом стол. — Поздно психовать, и… — он наклонился к моему уху и закончил, пока его пальцы проворно справлялись с пуговицами на моей рубашке, — в твоей ауре ни единого черного пятнышка, вруша. — Дыхание Тима защекотало шею, и я от избытка эмоций и зашкаливавшего желания впилась ногтями в его плечи.

Крышу сорвало не только у меня — Верден сломал молнию на джинсах, когда расстегивал, но это я обнаружила только утром. Как бедный стол выдержал бешеный порыв нашей страсти, ума не приложу, но скрипел он подозрительно жалобно и угрожающе, явно не рассчитанный на такие нагрузки. Порадовалась, что половина этажа уже разъехалась, ибо меня, наверное, не слышал только глухой. Уже ближе к утру, распластавшись обессиленной медузой на альбиносе, отстраненно подумала, что трындец моей относительно спокойной последние два года жизни. Верден, похоже, твердо намерен доказать, что я не права в своих заблуждениях и упрямстве.

— Рад, что ты это понимаешь, Соня, — от вкрадчивого шепота чуть не подскочила — откуда только силы взялись?! — и ошалело уставилась на наглую усмешку красноглазого.

— Ты!.. — Я поспешно вернула блок на место, красная как свекла от его бесцеремонности. — Стучаться надо, между прочим! Придурок…

Он довольно усмехнулся и притянул меня к себе, уложив голову на плечо. Вообще-то я предпочитала спать или на животе, или на боку, но не… не так близко к нему. Сейчас же сопротивляться и отвоевывать относительную свободу желания не было. Мышцы превратились в желе, а в сознании лениво ворочалась одна мысль: спать.

— Не расслабляйся, Александровская, — фыркнул он мне в макушку и добавил: — Все, спи. Завтра вставать рано.

Чует моя задница, последний год в институте будет самый сложный. Я ошиблась. По сравнению с начавшимися после выпуска буднями в ячейке третий курс оказался цветочками.

Июль пролетел быстро, несмотря на то что прошел под знаком молчаливой войны с Верденом: я снова залезла в раковину, а мой персональный кошмар с завидным постоянством и упорством выковыривал меня оттуда. Его действия стали решительнее, и он теперь на самом деле позволял себе гораздо больше, чем раньше. Например, уже не устраивался отдельно, если мы оставались в доме, а нагло пристраивался рядом, так, чтобы иметь возможность прикоснуться или обнять, хотя при этом, если я на весь день удирала в лес или на речку, не преследовал. Все равно ведь возвращалась вечером. К нему. Пару раз пыталась уехать на электричке, но неизменно натыкалась на перроне на Вердена, и последний раз он спокойно сообщил, что если хочу вернуться, то можем уехать в любой момент. Вместе. Умный, зараза, знал же, что не от него бегу, от себя. От все возраставшей потребности быть с ним рядом и все чаще звучавшей в сознании, тщательно укрытом сложным блоком, коварной мыслишки «он мне нужен».

Под конец все же сдалась, и последние несколько дней между нами царило хрупкое перемирие, я даже перестала ходить постоянно с хмурой мордой и на время вернулась веселость и способность улыбаться. Особенно когда перед сном неожиданно устраивалась битва подушками или меня начинали щекотать до икоты и боли в животе от смеха. А еще богатая фантазия Вердена удумала вытащить меня среди ночи на речку купаться. Голиком. Нарисовав несколько рун, он решил вопрос комаров, а захватив одеяло — вопрос жесткой земли. Ешкин кот… Вообще я не понимала раньше романтики, всяких там прогулок под луной и прочего, честно, но тут… Не знаю, что случилось, что во мне дрогнуло и отозвалось неуверенным таким, но приятным звоном, когда мы долго целовались, стоя по пояс в темной речке, когда ладони Вердена медленно скользили по телу, стирая капельки воды, а потом он отнес меня на одеяло… Было хорошо до головокружения и звездочек в глазах, но — повторения не хотелось. К такой степени открытости и близости, как в ту ночь, когда я сама была непривычно нежной, когда Тим был непривычно ласковый и мягкий, оказалась не готова. И он понял каким-то образом, потому что мы не обсуждали то, что произошло на речке, очень долго. Я задвинула эти опасно притягательные, вкусные воспоминания подальше и закрыла на замок до поры до времени.

На следующий день вернулись в Питер — впереди маячил третий курс и окончание учебы. По здравом размышлении я решила не рвать попу на британский флаг и не пытаться закончить досрочно.

И все завертелось по новой. Только на сей раз уже по-другому. Николаич разделил группу на тройки или четверки и для каждой составил индивидуальное расписание. Мы решали теоретические задачи по моделированию возможных ситуаций, расписывая, кто и что будет делать, упражнялись на практике действовать вместе, в общем, усиленно готовились к выпуску. Гарик тоже ушел в учебу, появляясь у нас не так часто, как на нервом курсе, и хотя их отношения с Ольгой, похоже, потихоньку сошли на нет, дружба с Тимом не прервалась. Касаемо нас с Верденом… С одной стороны, не до раздумий и анализа, с другой — я чутко держала руку на пульсе, по-прежнему не позволяя ему на людях обозначать, что между нами что-то есть… Словно издеваясь, Верден делал вид, что уступает, ровно до конца октября, когда я поверила и расслабилась. А потом, в один прекрасный день, когда стояли в курилке, просто нагло обнял, прижал к себе и не отпускал. Мимо ходили люди, косились на нас, понимающе усмехаясь, а я краснела, бледнела, пыхтела как чайник, но устраивать возню на виду у всех считала ниже своего достоинства. И понеслась… Жизнь превратилась в игру «прощай, нервы».

Верден действительно перестал меня уговаривать или чего-то ждать, его уроки стали чуть жестче, но, черт возьми, действеннее! Мне не оставляли выбора и времени на раздумья, только на то, чтобы решить, сдамся ли добровольно собственным желаниям или мне наглядно докажут, что упрямство не право и ему не место в моей голове. Это выражалось даже в мелочах: собираясь у нас в комнате для очередной подготовки к семинару, я демонстративно садилась на стул, хотя на самом деле хотелось пристроиться под боком Вердена, потому что устала, а от него исходило тепло, надежность, и можно было беспрепятственно подзарядиться. Упырь красноглазый молча вставал, хватал возмущенно пищащую меня в охапку, так же без слов усаживал рядом, обняв так, что не вырваться, и мы начинали заниматься. Ольга невозмутимо делала вид, что ничего необычного не происходит.