— Нет, с такой скоростью скорее бегают за петухом, чтобы уговорить его оплодотворить курицу. Сколько дней в ней зреет яйцо? — спросил Рус.
— Я не знаю, — ответила Яна, обмахиваясь картиной, как веером.
Словно услышав зов их урчащих от голода желудков, в комнату вкатилась тележка с едой. Заметив Яну с Рустемом сидящими на полу, молодой человек замер на месте, испуганно хлопая ресницами.
— Можно?
— Да, да, ждем-с! — пригласила его Яна.
Рустем поднялся с пола и расплатился. А Яне пришла в голову умная мысль.
— Молодой человек, посмотрите, пожалуйста, на эту картину, — повернула она к нему творение Олеси.
— Ну? — вылупился тот.
— Посмотрите внимательно. Может, напоминает что-то? Какой-нибудь знакомый пейзаж? Знакомый дом? Ну же! Соберитесь! Вы же местный житель, а это делал местный художник.
Парень внимательно посмотрел на пейзаж, поняв, что от него требуется, и честно ответил:
— Нет, таких домов, такой речки здесь поблизости нет.
— Ты хорошо посмотрел? — спросил Рустем.
— Очень хорошо, я живу здесь с рождения, и все в округе хорошо знаю, — ответил официант, откланялся и тут же испарился со своими пятьюстами рублями.
Яна ползком добралась до тележки и приподняла накрахмаленное полотенце.
— Что Бог послал? — спросил Рустем.
— Особо не забалуешь, — сразу же остудила его пыл Яна. — Две булочки, два порционных кусочка масла, два, нет, четыре тоненьких кусочка ветчины, омлет, браво! Мы угадали, и два йогурта, — перечислила Яна.
— Сойдет, — откликнулся Рустем.
Друзья присели за деревянный столик и стали поглощать завтрак. Яна, не отрывалась от картины, роняла еду на колени, но ее это не волновало нисколько.
— Ты с ума сойдешь, прекрати смотреть, ничего там нет, — жуя, сказал он.
— И все-таки… надежда умирает последней.
— Не может быть в такой картине глубинного ребуса, все должно лежать на поверхности, чтобы мы догадались, — возразил Рустем.
— Если Шимякин проверял, а он не дурак, значит, она должна была как-то завуалировать… Знаешь, о чем я подумала? — внезапно спросила Яна.
— О чем?
— Текст не зашифрован, — начала перечислять она.
— Нет.
— В картине никаких словесных зашифровок нет, как ни смотри.
— Нет, — согласился Рустем.
— Значит, надо искать в чем-то другом.
— Какая же ты упрямая! В чем?
— В красках, — сказала Яна, хрустя бутербродом. — Она могла сказать что-то красками.
— С этого момента поподробнее.
— Вот дом наверху, который выделен…
— Ну?
— Почему у него желтая крыша? — спросила Яна.
— Почему?
— А это намек. Желтая крыша, желтый дом, что?
— Сумасшедший дом?
— Точно! А вот посмотри на речку, видишь?
— Что? — не понял Рустем.
— Четыре рыбки, просвечивающие сквозь воду! — пояснила Яна.
— Теперь вижу, — проглотил еду он.
— Четыре? Тебе ничего не говорит это число?
— Четыре жены.
— Точно! А видишь, что с одной рыбкой?
— Она красная.
— Точно! Красная! Символ крови! Она страдает, она мучается! И она — рыба! Она не может сказать! Она надеется на нас!
Яна закончила свое импульсивное выступление и ждала критики. Но ее не последовало.
— Ты — гений! — сказал Рустем.
— Серьезно? — осторожно поинтересовалась она.
— Как никогда!
— Так ты веришь мне?
— Ты так четко подметила все это по цветам. Эта кровавая рыба, желтый дом… Теперь и я все это вижу. Заканчиваем завтрак, я заедаю все таблетками, и мы едем…
Яна кинулась к нему на шею и поцеловала.
— Пока не скажем Владимиру? — поинтересовался он.
— У него сейчас серьезное расследование двойного убийства, не будем отвлекать его красными рыбками, пока не все проверили, — ответила Яна.
Рустем поднял местный телефон и попросил вызвать такси.
— Извините, но следователь пока запретил уезжать, — промямлил женский голос на том конце трубки.
— А мы не уезжаем, мы совершаем прогулку, — успокоил ее Рустем, доставая флакон с таблетками и, не считая их, проглотил горсть.
— В принципе я готов, — обернулся он к Яне.
Глава 17
Яна успела переодеться в ярко-красные бриджи и розовую футболку. На ноги она надела сабо из лакированной кожи бирюзового цвета, никак не подходящие по цвету к ее наряду, но прихватила сумочку такого же цвета.
Рустем выглядел, как всегда, скромно и со вкусом — черные джинсы и белоснежная фирменная рубашка. Такси, поданное к гостевому дому, представляло из себя девятую модель «Жигулей», по периметру покрытую ржавчиной и грязью проселочных дорог.
— Куда едем, молодые люди? — спросил у них шофер — мужичок лет пятидесяти, с загорелой кожей и фактически лысой головой.
— В местный сумасшедший дом, — ответила Яна.
Мужичок почесал затылок.
— Почему-то я не удивлен, — попытался пошутить он.
— Вот и славно! Тогда вперед! — серьезно ответила Яна, не реагируя на местный юмор.
— Подождите, дайте подумать… у нас не так уж и близко этот дом-то… Куда же у нас психов-то отвозят?
— Вы не знаете? — почти с угрозой в голосе спросила Яна.
— Я вспоминаю… кажется, знаю.
— Так кажется или знаете?
— Все! Знаю! Что вы кипятитесь? Хотя я замолкаю, вы едете в специфическое место.
— Мы не сумасшедшие! — гордо заявила Яна, располагаясь на заднем сиденье.
— Верю, — не очень уверенно ответил водитель и завел мотор, дождавшись, чтобы Рустем тоже занял место в машине.
— Сколько нам ехать? — спросил он.
— Минут тридцать, — ответил водитель и завел вечные «Черные глаза» в своей аудиосистеме.
Яна внимательно посмотрела в черные глаза напротив и спросила:
— Рустем, а что мы там скажем?
— Я, кстати, думаю над этим вопросом, и ничего умного в голову пока не идет. Спросить, есть ли там родственники Олеси? Самое глупое! Нам никто ничего не скажет, заведения такого типа закрыты, а мы даже не знаем ее фамилии.
Яна смотрела в окно на проносящиеся мимо поля с работающими людьми.