Начало Руси - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Иловайский cтр.№ 5

От патриарха Фотия, современника мнимому прибытию Руси из Скандинавии, перейдем к Константину Багрянородному, современнику Игоря ^[5]. Он был свидетелем Игорева нападения на Византию, заключал с ним договор, принимал у себя его супругу Ольгу, довольно подробно описывает этот прием (в сочинении О обрядах Византийского двора) и не пользуется случаем сказать что-нибудь о варяжских князьях, основателях Русского государства. Рюрик, по нашей летописи, приходился свекор Ольге, и если не она, то кто-либо из ее свиты мог сообщить любознательному императору подробности о Рюрике и Олеге. Да и без них Константин всегда имел возможность получить подобные сведения от русских послов и купцов в Константинополе. Если принять за истину то, что летопись рассказывает (а норманисты подтверждают) о походах Олега, тогдашний мир должен был наполниться его славой, и тем не менее Константин сохраняет о нем упорное молчание. В другом своем сочинении (Об управлении империей) он сообщает многие сведения о соседних и даже отдаленных народах (Ломбардах, Арабах, Печенегах, Сербах, Хазарах, Уграх и пр.). Тут между прочим он говорит о Руссах; уже одно столь известное описание их плавания по Днепровским порогам показывает, что он интересовался ими и знал их довольно хорошо, и опять никакого намека на переселение Руссов в Россию или на завоевание ее какими-либо иноземными князьями. Константин, например, рассказывает о начале династии Арпада у Венгров и об их отношении к Хазарам; а между тем Арпад приходится, по-видимому, современником Рюрика. В третьем своем сочинении, "Жизнеописании" своего деда Василия Македонянина, Константин говорит о первом крещении Руси и опять не делает ни малейшего намека на ее норманнство. Из всех известий Константина ясно вытекает, что он считает Русь народом туземным, а не пришлым; притом он весьма просто и естественно передает нам даннические отношения разных славянских племен к господствующему народу Русь. Следовательно, если бы на Руси около той эпохи случились такие перевороты, о которых рассказывают легенды, занесенные в нашу начальную летопись, то есть ли какая вероятность, чтобы любознательный и словоохотливый Константин Багрянородный ничего о них не знал, а зная умолчал?

Известия о Руссах у Фотия, Никиты и Константина Багрянородного находятся в полном согласии между собою и ни в чем друг другу не противоречат. То же самое можно сказать об одном из ближайших после Константина историков, о Льве Диаконе: описывая войну Святослава с Греками и сообщая многие подробности о Россах, он не делает никакого намека на то, что считает Русь пришлым народом в России, Святослав был внуком Рюрика, и память о пришествии Руссов из Скандинавии или из другой какой страны могла еще живо сохраняться; сам Святослав, по мнению норманистов, был тип Норманна, а дружина его состояла преимущественно из Норманнов. Между тем Лев Диакон приурочивает Тавроскифов (Руссов) преимущественно к берегам Черного и Азовского морей.

Если мы обратимся вообще к византийским известиям о Варягах и Руссах, то рассмотрение их и сличение между собою приводит нас к следующим положениям. Во-первых, византийские источники не смешивают Русь с Варягами, а говорят о них отдельно. Во-вторых, о Руси они упоминают гораздо прежде, нежели о Варягах. В-третьих, что касается до наемных иноземцев на византийской службе, то Варяги составляли отряды сухопутные, а Руссы преимущественно служили во флоте. Норманисты нашли, что название Варягов (Варанги) слишком запаздывает в византийских источниках: так как прямо и положительно под этим именем последние выступают только в XI веке. А так как в X веке (у Константина Багрянородного) встречаются Фарганы, то Норманисты отождествили их с Варягами; но после доказательств г. Гедеонова отступились от Фарганов. С другой стороны у одного византийского писателя (Феофана) под 774 годом говорится, что император Константин Копроним "отправляясь против русых судов, двинулся в реку Дуна". Норманисты в этом случае переводят: "вступив в красные хеландии". Антинорманисты (между прочим Эверс) настаивали на русских хеландиях. (Но после убедительных доказательств г. Куника мы оставляем в стороне эти спорные хеландии).

Норманисты много и убедительно доказывали, что Варанги византийские были Норманны и означали то же, что у нас Варяги. С чем мы совершенно согласны; только и в этом случае скандинавоманы слишком упирают на Скандинавию. Относительно отечества Варангов, византийские известия указывают иногда на Германию, иногда на дальний остров, находящийся на океане, который они называют Туле, или причисляют их к Англичанам. Под островом Туле у Византийцев разумеется вообще крайний северный остров, так что смотря по обстоятельствам, под ним можно разуметь острова Британские, Исландию, острова и полуострова Скандинавские. Но что же из этого? Мы все-таки не видим главного: тождества Варангов с Русью, и не только нет никакого тождества, напротив, Византийцы ясно различают Русь и Варягов. Русь для них народ северный или даже надсеверный (гиперборейский); но нигде они не выводят его с крайнего острова, лежащего на Океане, как выражаются иногда о Варангах. Правда, Византийцы не смешивают Русь с Варангами, но как-то у них мимоходом замечено, что "Русь, так-называемые Дромиты (обитатели Дромоса), от рода Франков". (Продолжатели Феофана и Амартола.) Этого весьма неопределенного выражения достаточно было норманистам, чтобы подкрепить свое мнение о родстве Руси и Варангов, или собственно об их общем германском происхождении. Но здесь слово Франки должно быть понимаемо в весьма обширном смысле, в смысле народов северно- и западно-европейских: примеры тому нередки у византийских писателей (как справедливо показал еще Эверс), от которых странно было бы требовать точных этнографических терминов. Притом самих Варягов они нигде не называют Франками. Обыкновенно Византийцы причисляют Русь к "скифским" народам; но и этим названием не выражается какой-либо определенный этнографический тип. Для нас, повторяю, важно то обстоятельство, что Византийцы, близко, воочию видевшие пред собою в одно и то же время и Варангов, и Русь, нигде их не смешивают и нигде не говорят о их племенном родстве. Норманнскую школу не смущает подобное обстоятельство. Для нее довольно и того, что их смешивает наша басня о призвании Варягов-Руси. А между тем в этом-то весь корень вопроса. Мало ли что может смешиваться в темном народном предании, в сказке, в песне, в собственном домысле книгописца и т. п.? Но может ли наука опираться на подобные основания? Варяги-норманны несомненно были в России; но они были здесь почти тем же, чем и в Византии, то есть наемною дружиной. Я говорю почти, потому что у нас размеры несколько другие: у нас они были в начале и многочисленнее, чем там, и принимали большее участие в наших событиях.

Известно, как сильно норманисты упирают на Днепровские пороги у Константина Багрянородного, который приводит их названия в двух видах: в русском и славянском. Вот они. Русские: Ульворси, Геландри, Айфар, Варуфорос, Леанти и Струвун; славянские: Островунипраг, Неясыть, Вулнипраг, Веруци, Напрези. Кроме того, один порог имел общее название, по-русски и по-славянски Есупи. Немало эрудиции было потрачено скандинавскою школой, чтобы русские (то есть предполагаемые скандинавские) названия объяснить при помощи почти всех северо-германских наречий. Досталось впрочем и не одним германским наречиям; тут пошли в дело кельтские, и финские (Струбе, Тунман, Лерберг); не обращались разве только к наречиям славянским. Для образца этих объяснений, приведем толкования первого русского названия, то есть Ульворси или Ульборси (Oullborsi). Во-первых, говорят норманисты, его надобно читать не Ульворси, а Ульмворси, и даже не Ульмворси, а Хольмворси; так как в греческой передаче m перед (b) могло быть выброшено, а хо обратилось в у. Затем это слово уже не представляет затруднений. Хольм (Holm) в языках английском, шведском, нижнесаксонском и датском означает или остров или островок. А вторая половина названия ворси напоминает нижненемецкие Worth, Wurth, Worde, Wuhrde и англо-саксонские Worth, Warth, и Warothe, означающие или возвышение или берег; можно также производить ее от fors порог. Прекрасно; но если толковать Ульворси как перевод соответствующего ему у Константина славянского Островунипраг, то мы не думаем, что надобно исключительно обращаться к германским наречиям, когда имеем в славянских то же слово холм с различными его вариантами: хельм, хлум, шелом и т. д., а для бор c и или ворси и для форос (в слове Варуфорос, которое тоже объясняется норманистами при помощи fors) бор и вор, встречающихся в сложных именах (например, Бранибор, Раковор, и пр.), имеем тот же праг или порог. (Имеем еще слово забора, которое и до нашего времени употребляется там же, на Днепре, для обозначения малых порогов.) Таким образом с неменьшею вероятностию можно предложить для Ульборси, вместо Holmfors или Holmvorth, держась ближе к тексту, Вулборы, то есть Вулнборы, где первая половина слова будет та же, что в названии Вулнипраг (или в позднейшем Вулнег). Может быть, Ульборси совсем и не означает то же самое, что Островунипраг; а вернее соответствует именно славянскому Вулнипраг?