– Ты уверена, что не произошло никакой ошибки? – спросила Катерина.
– Нет, миледи, так записано в книге, которую мне показал лакей, – ответила Дот.
Сердце у Катерины камнем упало вниз; она прекрасно помнила, что раньше здесь были покои Джейн Сеймур. Она поняла, что означает такая милость… И Томас уехал. Иногда ей казалось, что она не может вспомнить его улыбку. Она вела себя так, будто ничего не случилось, будто ее мир не перевернулся с ног на голову. Катерина опустилась на кровать, перебирая пальцами ожерелье, с болью вспомнила о жемчужине, лежавшей на его ладони. Из раздумья ее вывел громкий стук в дверь. Широко улыбаясь, вошел ее брат.
– Уилл! – воскликнула она, бросаясь ему на шею. – А я думала, ты на северной границе сдерживаешь шотландцев.
– У меня здесь нашлось дело, вот и решил навестить сестру, которая, похоже, идет в гору. – Он обвел комнату рукой. – Как здесь красиво! – и стал оценивающе разглядывать обстановку своими разными глазами.
– Интересно, чем все кончится для меня! – вздохнула Катерина.
– Кит, не грусти. Парры высоко взлетят благодаря тебе. Кстати, у меня хорошая новость!
– Так говори, ведь ясно, что ты не просто так вломился ко мне.
– Я получу титул графа Эссекса. Официально еще ничего не объявили, но я все слышал из надежного источника.
– Ах, Уилл. – Катерина покачала головой. – Погоди радоваться, хотя… я тебя поздравляю. – Ей хотелось искренне разделить чувства брата, но она не забыла: ей пришлось отказаться от Томаса. Но Уилл не виноват, что король вдруг воспылал к ней страстью. Как не виноват он и в своем желании возвыситься. Его так воспитывали – как и их всех. Самый последний дворянин, который служит при дворе, смотрит на звезды. – А как же твой развод? – спросила она. Им было ясно: если Уилл не получит развода, у него не будет наследника, которому можно будет передать давно ожидаемый графский титул.
– Я решил немного подождать и только потом заговорить об этом.
«Чего подождать? – мысленно спросила Катерина. – Того дня, когда я лягу в постель короля и умаслю его?» – В глубине души она восхищалась осажденной женой Уилла, которой хватило мужества сбежать с любовником и показать большую фигу всему двору.
– Наверное, король отнесется к тебе сочувственно, – произнесла она вслух. – В конце концов, ему и самому пришлось пережить развод.
– Да, Кит, возможно, ты так думаешь, но, как постоянно любит напоминать проклятый епископ Гардинер, браки короля были аннулированы. Так что официально он ни разу не разводился. Правда, Гардинер уж такой правоверный католик, что, наверное, не сумеет произнести слово «развод», не подавившись. Кит, я не сомневаюсь: он настраивает короля против меня.
– Вряд ли, Уилл. – Катерина знала, что ее брат любит все преувеличивать.
– Он вообще недолюбливает нас, Парров, за то, что мы сторонники Реформации.
– По-моему, у Гардинера много дел и без нас, Парров, и наших убеждений.
– Да, – процедил Уилл, – например, подтирание королевской задницы… и возвращение нас всех назад, к старой вере.
– И вообще, хватит. Подойди полюбуйся, какой красивый вид! – Катерина подвела брата к окну, выходящее на Нижний двор с фонтаном. – Смотри, как удобно! Я смогу шпионить за любовниками, которые тайком целуются в крытых галереях! – засмеялась она, вспоминая поцелуи Томаса, его объятия, блеск в его глазах, похожих на летнее небо. Жаль, что здесь нет сестры. Ей она могла бы довериться. Но Анне пришлось уехать в загородное поместье, чтобы побеседовать с новым наставником ее детей. При мысли о плодовитости сестры, о ее детях она снова испытала боль. Даже невинные как будто мысли на поверку оказываются предательскими.
– Ну, – спросил Уилл, – и что же король?
– О чем ты? – Она изобразила неведение.
– Он уже объяснился?
– Он ничего не сказал. Более того, пока меня не поселили здесь, – она обвела рукой богатые покои, – я понятия не имела о его намерениях.
– Скоро он начнет действовать, вот увидишь. – Глаза Уилла засверкали.
– Он сделает меня своей любовницей, и мне придется притворяться, будто я ничего на свете так не желала… Нам пожалуют какие-то земли и титулы, а потом я ему надоем. Вот как все будет.
– Ему жена нужна, а не любовница, – заговорщическим тоном произнес Уилл. – Ты только представь, Кит! Ты будешь королевой Англии. Подумай о своем влиянии. Ты сумеешь снова обратить короля в новую веру… в нашу веру! Он ускользает, Кит, его тянет к старому. – Уилл почти закипал от негодования. – Вот ты могла бы его вернуть!
– Ха! – презрительно выдохнула она. – Думаешь, я настолько убедительна? И с чего ты решил, что он возьмет меня в жены?
– Так сказал Гертфорд.
– Вот как… – Значит, это не досужие сплетни. Гертфорд – ближайший поверенный короля. Ее словно ударили кулаком в солнечное сплетение. Томас был прав! В голову снова пришли мысли о любимом. Она поднесла руку ко лбу. – А Томас? Уилл, ты его видел?
– Томас уехал. Кит, ты должна забыть его. Считай, что он умер.
Жестокость брата оказалась в новинку для нее. Тщеславие в нем возобладало над родственными чувствами. Он больше не тот добрый плюшевый щенок, каким был в детстве и юности… Конечно! Катерина упрекнула себя за глупость. С тех пор прошло двадцать лет…
– Но ты виделся с ним перед отъездом?
– Нет, Кит. Не забывай, я только что прибыл с Севера.
В нем не осталось ни капли нежности. Он плотно сжал челюсти; он нацелен на награду, и переубедить его невозможно.
Только теперь до нее стало доходить, что король возьмет ее в жены, не спросив ее согласия. Король, ее брат, Гертфорд – все они приняли решение за нее. Она свободна не более чем когда была юной девушкой.
– Кит. – Уилл взял ее за плечи и встряхнул. – Не забывай, речь идет о короле! Ты станешь королевой! Невозможно взлететь выше…
– И упасть глубже, – пробормотала она.
От судьбы не уйдешь. Что ж, ей не суждено стать женой Сеймура. Пусть то, что она будет королевой Англии и возвысит Парров так, как они и не мечтали, послужит ей хоть каким-то утешением… Потом она вспомнила об огромных, жирных ручищах короля, об исходящем от него зловонии, об ужасе, который охватывал ее, когда король был рядом… Она окажется навеки прикована к нему брачными узами! На нее возляжет тяжкое бремя – родить наследника. В ее возрасте это нелегко. Она будет с тревогой ждать признаков каждый месяц и надеяться… Как же тяжело и гадко быть женщиной! Хуже всякой шлюхи.
Она сняла мамин крестик, завернула в платок и спрятала в шкатулку со своими украшениями. Ей тяжело носить ожерелье; оно напоминает ей о том, от чего пришлось отказаться. Вокруг нее толпятся мертвые королевы… Сумеет ли она выжить?
Бог наказывает ее; он видит ее грехи. Тень сомнения закрадывается в душу. Может быть, сам дьявол толкнул ее дать Латимеру смертельную дозу лекарства? Что такое ее поступок – убийство, акт милосердия или и то и другое?