«Крючков нервно смеется:
– Это ерунда! Кто это придумал? Я только что говорил с Силаевым и ему сказал, что это ерунда.
Не успокоил. Я уже как-то слышал такой смех. Ничего доброго он не предвещает. Крючков возбужден и врет».
После провала путча на заседании военной коллегии Верховного суда Крючков признал, что в КГБ прорабатывалась операция по штурму Белого дома. Но уверял, что «сама идея проведения такой операции просуществовала с десяти часов утра до пяти вечера 20 августа».
Сергей Степашин:
– Я разговаривал с начальником разведки Шебаршиным. Мы с ним познакомились еще в 1990 году. У нас сложились человеческие отношения, очень добрые, и они сохранились до последних его дней. Кстати, пистолет, из которого он, к сожалению, застрелился, был мною подарен ему в 1995 году на Лубянке, когда отмечали его юбилей. Вот какая история…
Шебаршин согласился со Степашиным:
– Мы, по-моему, совершаем страшную ошибку, я буду говорить с Крючковым.
Об августовском путче генерал Шебаршин отозвался презрительно: «Все это было плохо организовано и никудышным образом исполнено в техническом смысле. Все это было сделано по-дилетантски».
Это он в адрес своего непосредственного начальника председателя КГБ Крючкова.
Виктор Иваненко:
– А мы ждали штурма. Командовал обороной Белого дома Александр Владимирович Руцкой. Противоречивое руководство: то подойдите ближе к стенам, то отойдите от стен… К вечеру мы с Геннадием Бурбулисом приняли решение начать психологическое давление на другую сторону.
Иваненко соединился с командиром «Альфы» Карпухиным, предупредил его:
– Виктор, не вздумайте ввязываться в эту авантюру.
Генерал ответил:
– Приказа у нас нет, а если даже поступит, не сомневайся, мы не пойдем, против народа мы не пойдем.
Вечером 20 августа на заседании ГКЧП его участники пришли к выводу, что события развиваются неудачно. Хотя был подготовлен проект еще одного указа Янаева – «О введении временного президентского правления в республиках Прибалтики, Молдове, Армении, Грузии, отдельных областях РСФСР и Украинской ССР (Свердловской, Львовской, Ивано-Франковской, Тернопольской, городах Ленинграде и Свердловске)».
Янаев огорченно признал, что их никто не поддерживает.
Крючков возразил:
– Не все так плохо.
Геннадий Иванович с удивлением посмотрел на председателя КГБ:
– Мне докладывают так, как есть.
Крючков улыбнулся:
– Вот и неправильно делают. Надо докладывать то, что надо, а не то, что есть…
Но умелец он был только по части докладов начальству.
Проблема ГКЧП состояла еще и в полной бездарности его руководителей. Штаб заговорщиков действовал из рук вон плохо. Если бы в Кремле сидели другие, более решительные люди, они бы ни перед чем не остановились. Может быть, страну к прежнему бы и не вернули, но крови пролили бы немало…
Крючков и заместитель министра обороны Ачалов еще настаивали на штурме Белого дома, но желающих исполнить указание становилось все меньше. Отказалась «Альфа».
Сергей Степашин:
– Мне потом Карпухин рассказывал, что должен был быть штурм Белого дома. В три часа ночи, самое тяжелое время. Он пришел к Белому дому с ребятами, оценивал обстановку, а там уже тысячи людей собрались.
Карпухин доложил Крючкову, Агееву и Лебедеву:
– Мы их, конечно, вытряхнем оттуда, но будет много крови, и непонятно, какая будет реакция.
Его спросили:
– Ваша личная точка зрения?
– Я считаю, что штурм невозможен, я не буду выполнять эту задачу.
После путча Степашин пересказал эту историю Собчаку:
– Он сразу же предложил генералу Карпухину переехать в Питер вице-мэром по безопасности. Но Карпухин отказался, и зря, потому что у него жизнь не сложилась. Оказался никому не нужен. И ушел из жизни сравнительно молодым.
Ночью Бурбулис позвонил Крючкову:
– Владимир Александрович, имейте в виду, что вся ответственность за кровопролитие ляжет лично на вас.
Тот пытался возражать:
– Вы тоже виноваты, вы тоже провоцируете. Зачем людей вооружили?
Виктор Иваненко:
– Действительно, уже вооруженный народ появился в охране Белого дома. Раздали оружие, что не очень мне нравилось, мало ли что может стрельнуть у неопытного и необученного человека. А ночь продолжается. И тут происходят кровавые события под мостом, под Новым Арбатом, когда трое ребят бросились на БТР и пролилась первая кровь. Сначала мне доложили, что много жертв. Потом уточнили: трое погибли.
В последнюю ночь, когда стало ясно, что ГКЧП проиграл, на Садовом кольце, пытаясь помешать движению колонны боевых машин пехоты, погибли трое молодых ребят: Дмитрий Комарь, Илья Кричевский, Владимир Усов. Когда стало известно об их гибели, Геннадий Бурбулис позвонил военному коменданту Москвы. Тот равнодушно ответил, что жертв нет и напрасно российское руководство разжигает страсти.
«Я никогда не видел таким Бурбулиса, – вспоминал Олег Попцов, глава российского радио и телевидения. – Он буквально вжался в кресло, как если бы приготовился к прыжку. Рассудочная манера, столь характерная для этого человека, мгновенно пропала, он говорил сквозь стиснутые зубы:
– Послушайте, генерал. Если вы немедленно не прекратите свои преступные действия, мы обещаем вам скверную жизнь. По сравнению с ней военный трибунал покажется вам раем. Погибло три человека. Я вам клянусь, мы достанем вас».
Виктор Иваненко:
– Смерть ребят вовсе не была напрасной, как пытаются сейчас представить. Смерть этих ребят оказала отрезвляющее влияние прежде всего на маршала Язова. Он, как узнал об их гибели, приказал выводить войска из Москвы. Сам дал команду. После этого все начало сворачиваться.
Впрочем, не все путчисты смирились с поражением.
Министр внутренних дел Борис Пуго не мог остановиться. Он увидел, что свободно выходит в эфир ленинградское телевидение, которое оказалось вне запретов ГКЧП и принималось почти по всей стране. Питерские тележурналисты поддерживали российского президента Бориса Ельцина и своего мэра Анатолия Собчака.
Министр позвонил первому заместителю председателя Гостелерадио Валентину Валентиновичу Лазуткину:
– В восемь вечера ожидается выступление Собчака по ленинградскому телевидению, и он получит союзную трибуну. Этого нельзя допускать.
Разъяренный Пуго потребовал от Лазуткина немедленно отключить ленинградский канал, прекратить вещание. Лазуткин ответил, что технически это невозможно – Ленинград ведет вещание автономно. Пуго продолжал настаивать.
Лазуткин перезвонил заместителю министра связи генерал-полковнику Александру Анатольевичу Иванову (прежде он был начальником штаба войск связи Вооруженных сил СССР). Изложил просьбу Пуго «куда-то залезть и что-то перекусить, чтобы отключить Ленинград».