Таинственный сад - читать онлайн книгу. Автор: Фрэнсис Элиза Ходгстон Бернетт cтр.№ 75

– О Цедди! – говорила она, прощаясь с ним накануне. – Как бы я хотела ради тебя быть более знающей и умной! Скажу тебе только одно: будь всегда добрым, мой милый, великодушным и правдивым, и тогда ты никому в жизни не причинишь зла. Помогай людям, поддерживай их и помни, что благодаря твоему рождению жить на нашей земле может стать лучше. А разве это не величайшее счастье на земле, если благодаря тебе станет лучше жить…

По возвращении в замок Цедрик передал ее слова дедушке и прибавил:

– И я подумал о вас, когда она это сказала. Я ей ответил, что так и случилось благодаря вам и что я постараюсь быть похожим на вас.

– И что она на это сказала? – спросил лорд, не совсем приятно чувствуя себя.

– Она сказала, что это правда и что мы всегда должны замечать только хорошие черты в людях и стараться походить на них.

Может быть, эти-то слова и вспомнились старому графу теперь, в церкви.

Много раз поглядывал он через головы присутствующих туда, где сидела молодая женщина. Он видел прелестное личико, столь любимое его покойным сыном; глядел на эти темные глаза, так живо напоминавшие ему глаза внука, и трудно было сказать, о чем думал в эту минуту старый граф.

Когда они выходили из церкви, многие из прихожан остановились, чтобы посмотреть на них. В эту самую минуту к ним подошел человек и с видимым замешательством остановился перед ними. Это был фермер – мужчина средних лет, с изнуренным, болезненным лицом.

– Ну что, Хиггинс? – спросил граф.

Цедрик живо обернулся.

– А! – воскликнул он. – Это мистер Хиггинс?

– Да, – сухо ответил граф и прибавил: – Он, вероятно, пришел посмотреть на своего нового хозяина.

– Совершенно верно, милорд, – сказал фермер, и его загорелое лицо покраснело. – Мне сказал мистер Невик, что молодой лорд заступился за меня, и мне хотелось лично поблагодарить его, если вы разрешите, за его милость.

Пожалуй, Хиггинс немного удивился, увидев, как мал тот, кто так много сделал для него и кто теперь стоял около него, как стоял бы один из его менее счастливых детей, – не понимая своего значения и влияния.

– Примите мою глубокую благодарность, милорд, глубокую благодарность. Я очень…

– Не за что, – перебил его Фаунтлерой, – ведь я только написал письмо, а остальное сделал мой дедушка. Вы ведь знаете, какой он добрый ко всем. Как здоровье миссис Хиггинс?

Фермер был видимо озадачен, услыхав о таких качествах лорда Доринкорта, о которых он до сих пор и не подозревал.

– Да, я знаю… я… я вам очень благодарен… жене моей теперь лучше… она успокоилась, – растерянно бормотал он.

– Рад слышать это, – сказал Фаунтлерой. – Дедушка очень сожалел, что у ваших детей скарлатина, и я также. У него тоже были дети. Я ведь, знаете, сын его сына…

Хиггинс совсем растерялся; он чувствовал, что лучше уж не глядеть на графа. Его отношение к своим детям было давно всем известно. Он видел их всего два раза в год, а когда они заболевали, то обыкновенно поспешно уезжал в Лондон, чтобы доктора и сиделки не надоедали ему. Должно быть, старый граф чувствовал себя весьма неловко, узнав, что он будто бы интересуется состоянием здоровья детей своего фермера.

– Вот видите, Хиггинс, – вмешался он, угрюмо улыбаясь, – как вы все во мне ошиблись. Лорд Фаунтлерой лучше понимает меня. Когда вам понадобятся верные сведения о моем характере, советую обращаться к нему… Садись в карету, Фаунтлерой!

Мальчик вскочил в экипаж, который покатился среди зелени. На губах старого графа продолжала блуждать та же угрюмая улыбка.

Лорду Доринкорту довольно часто представлялся теперь случай угрюмо улыбаться. По мере его сближения с внуком эта улыбка стала блуждать на его губах так часто, что нередко почти освобождалась от следов угрюмости. Нельзя отрицать, что до появления на сцене лорда Фаунтлероя старик сильно тяготился своим одиночеством, своими годами и одолевавшей его подагрой. После долгой жизни, полной удовольствий и возбуждения, тяжело было сидеть одному в роскошном замке, положив больную ногу на скамеечку, не имея другого развлечения, кроме брани и стычек с оробевшим лакеем, от души ненавидящим своего сварливого барина. Старый граф был слишком умным человеком, чтобы не замечать всеобщей ненависти к себе со стороны своих слуг. Посетители бывали у него редко, а если и заглядывали когда-нибудь, то, конечно, с какою-нибудь личной целью. Впрочем, случались и такие, которые находили удовольствие в его резкой, ядовитой, никого не щадившей манере разговаривать.

Пока он был здоров и силен, он переезжал с места на место, тщетно ища развлечений. Когда же здоровье изменило ему, то бросил все и заперся в Доринкорте со своей подагрой, книгами и газетами. Но нельзя же было читать целый день, и он, понятно, стал томиться одиночеством. Дни и ночи казались ему бесконечными, он становился все угрюмее и раздражительнее. Но тут появился Фаунтлерой. Мальчик сразу понравился деду: тщеславное чувство старого аристократа оказалось вполне удовлетворенным. Если бы Цедрик был некрасив, старик, может быть, чувствовал бы к нему такое отвращение, что не смог бы заметить его достоинств.

Но ему хотелось думать, что красота и самостоятельность его характера являлись как бы наследием аристократического рода Доринкортов. Затем, ближе познакомившись с мальчиком и оценив его искренность и способности, он еще больше заинтересовался им, начиная привязываться к нему. Ему вдруг пришла фантазия дать мальчику возможность облагодетельствовать Хиггинса. Лорду не было, конечно, никакого дела до Хиггинса, но ему было приятно думать, что о его внуке говорят в народе и он уже в детском возрасте становится популярным.

Поездка с Цедриком в церковь и то внимание, которое вызвало его появление, также доставили ему удовольствие. Он знал, что все будут говорить о красоте мальчика, о его крепкой и изящной фигурке, о его светлых волосах, об умении держать себя, о его аристократической внешности, будут восклицать: «Вот это лорд с ног до головы!» (как действительно услышал граф от одной из женщин) – все это льстило самолюбию надменного и гордого старика.

Ему хотелось показать всему свету, что наконец род Доринкортов имеет наследника, достойного занять то высокое положение, которое его ждет.

В тот день, когда Цедрик в первый раз сел на своего пони, граф был так доволен, что почти позабыл о своей подагре. Когда грум привел красивую лошадку, которая сгибала шею и грациозно покачивала своей красивой головкой, граф сидел у открытого окна библиотеки и наблюдал, как Фаунтлерой брал первый урок верховой езды. Он внимательно следил, не выкажет ли мальчик признаков робости. Пони был довольно крупный, а графу часто приходилось видеть, как дети теряют присутствие духа при первых попытках ездить верхом.

Фаунтлерой с восторгом сел на лошадь. Ему еще никогда не приходилось ездить верхом, и он был в чудесном расположении духа. Грум Вилькинс провел лошадку под уздцы несколько раз взад и вперед перед окнами библиотеки.