Элизабет и Дункан проводили время по-своему. Они вместе огибали побережье под парусом, путешествуя, открывали особенно красивые части острова и предавались любви, как только появлялся удобный случай.
Дункан быстро восстановил былую форму. От движения и обильной еды его тело вскоре вновь заиграло мускулами. Глаза на загорелом лице давно так не блестели. Все чаще слышался его дерзкий смех, от которого на правой щеке появлялась глубокая ямка. Этот смех так нравился Элизабет! Муж обнимал и целовал ее, когда ему хотелось, не обращая внимания на то, были рядом люди или нет. Условности всегда мало значили для него.
Они регулярно ходили на воскресные мессы в деревенскую церковь, скорее из вежливости к жителям острова, чем из истинных убеждений. Они, как англиканцы, в отличие от французов, могли и не признавать папских священников. Несмотря на осознание этого, одно появление этой супружеской пары вызывало сенсацию. Их необычное происхождение породило массу слухов. Но здесь Элизабет и Дункан вызывали скорее дружелюбный интерес. Французы не были фанатичными пуританами, как большинство плантаторов на Барбадосе. Жители Гваделупы оказались темпераментными и жизнерадостными, открытые всему новому и радушные к чужакам. Они охотно и много праздновали, устраивали балы, и при каждой возможности играла музыка. Все время где-то слышалась скрипка или флейта, да и спинет был на острове не только у Иветты Перье.
Когда Элизабет и Дункан отправлялись в дорогу вдвоем, они брали маленький ялик с «Элизы». Они проплывали под парусом дальше, миновав всего несколько бухт, к безлюдному пляжу, чтобы поплавать и поупражняться в стрельбе. Пистолет, привезенный Дунканом из Англии, удобно лежал в руке Элизабет. Вскоре женщина стреляла из него почти так же быстро и ловко, как он сам. Муж показывал ей, как ходить под парусом, пока Элизабет не научилась чувствовать ветер и течения и не освоила галсы и повороты настолько, что сама смогла управлять лодкой и держать курс. Дункан объяснил ей, как ориентироваться по сторонам света и определять местонахождение по положению солнца и компасу.
Остров Гваделупа по форме напоминал бабочку. Левое, западное крыло – Бас-Тер, – было более гористым и зеленым, чем плоское восточное, которое французы называли Гранд-Тер. Гваделупу окружало множество небольших островов. На самом большом из них, Мари-Галант, уже несколько лет жили французы.
На севере побережья Элизабет и Дункан обнаружили коралловые рифы удивительной красоты. Дункан сидел в лодке и сквозь прозрачную воду внимательно наблюдал за женой. Он все еще не мог примириться с ее страстью к нырянию. А Элизабет тем временем с восторгом открывала для себя голубой подводный мир. При этом она наткнулась на обломки старого корабля, испанского или португальского галеона, которому было более ста лет. Женщина осмотрела обломки и к своей немалой радости достала много предметов, которые раньше принадлежали какой-то знатной даме: гребень из панциря морской черепахи, серебряное зеркальце и остатки веера из слоновой кости. Дункан считал, что бóльшая часть этих старых корабельных обломков, которые разбросаны по всему морскому дну, скрывают сказочные сокровища. Тяжело нагруженные серебром и золотом, испанские суда часто попадали в шторма и тонули. Если бы можно было поднять хотя бы часть этих сокровищ, вся их оставшаяся жизнь была бы обеспечена. Элизабет тут же вновь нырнула и стала искать золото, но, кроме нескольких старых горшков, ничего не нашла.
Муж и жена любили друг друга на теплом прибрежном песке, осыпанные сорванными ветром лепестками повоя. После этого они остались лежать, крепко обнявшись, и дремали.
Однажды Элизабет почти час неподвижно стояла в воде на коленях с заостренной палкой в руке. Так делала Цена, когда хотела поймать рыбу вблизи от берега. И Элизабет действительно проткнула любопытного иглобрюха, который осмелился выплыть из рифа в лагуну. Потом она радовалась, что успела выбросить его в воду, потому что Дункан считал этих рыб ядовитыми. Ими можно было лишь смазывать наконечники стрел.
Дункан не мог насмотреться на жену, что бы она ни делала. Элизабет была стройной и мускулистой, несмотря на то что ее бедра и грудь стали больше, чем раньше. От постоянного плавания и стрельбы на плечах, руках и ногах появились новые мускулы. Кожа на солнце так загорела, что Элизабет легко можно было спутать с креолкой, если бы не светлые волосы и голубые глаза, которые выдавали в ней европейку. Локоны от солнечного света и соленой воды сделались серебристыми. Когда Элизабет распускала их, они доходили ей почти до бедер. Однажды после плавания ей было больно их расчесывать, и Элизабет, к ужасу Дункана, обрезала их до плеч. Потом он жаловался на то, что из-за страсти к нырянию она жертвует своей женственностью. Элизабет рассмеялась на это и бросала в мужа песком, пока он не подхватил ее на руки. А потом они любили друг друга, словно в последний раз.
Во время одной из своих прогулок они вместе отправились вглубь острова и не встретили там ни одной живой души. Они нашли чудесный водопад и купались под ним, словно Адам и Ева в раю. Выбравшись на плоские утесы, Элизабет и Дункан увидели полупрозрачных розовых ящериц, которые тут же убежали, как только люди решили к ним подойти.
На обратном пути Элизабет наткнулась на насекомое длиной сантиметров в тридцать, которое маскировалось под ветку. Женщина очень сильно испугалась, когда у него вдруг появились ноги и оно умчалось прочь.
Последний день перед отъездом Дункан и Элизабет провели вместе с детьми. Дункан то носился с Фейт, то играл с Джонни. Затем Хайнесы сидели с семейством Перье на веранде и пили чай, пока болтовня Иветты им не наскучила. Тогда они ушли, придумав какой-то предлог.
Ночью Дункан и Элизабет прокрались наружу и направились на шелестящее табачное поле к любимому месту Элизабет. Там они в последний раз любили друг друга при свете полной луны.
Наступило утро, сулящее разлуку. Дункан хотел отплыть с восходом солнца. Джонни душераздирающе рыдал. Он не понимал, почему ему нельзя поехать вместе с отцом. Фейт тоже всхлипывала, словно осознав драматичность момента. Элизабет же старалась не плакать. Это удавалось ей с трудом. Женщина не хотела выставлять Дункана на посмешище перед его подчиненными, для которых сцена прощания была сродни развлечению. Фелисити же невозможно было удержать – она ревела навзрыд.
Дункан еще раз обнял жену и пообещал, что скоро вернется, а потом сел в ялик и вместе с Джоном отправился на корабль, где уже собралась вся команда. Цена вместе с Фейт и Фелисити направилась обратно к дому Перье. Элизабет и Джонни остались на пляже, наблюдая за тем, как на «Элизе» поднимают паруса. Дункан помахал жене и сыну с кормы, а они помахали ему в ответ. Когда корабль удалялся, Элизабет следила за ним до боли в глазах.
Неожиданно она ощутила какую-то угрозу, почти такую же, как в ее самых страшных кошмарах. Это было некое мрачное предчувствие, которое мучило ее в ту ночь в Саммер-хилл. Тогда она ходила во сне, наблюдая при этом, как Селия под бой негритянских барабанов исполняет древний танец, покрывая руки кровью жертвенного животного. Это оказался всего лишь сон, но видение засело в голове у Элизабет, словно предзнаменование грядущей беды. Она предвидела, что случится что-то плохое.