Однако потом она сама догадалась, отчего так происходит: матросы на «Элизе» были свободными людьми. Ни одного из них не принуждали к работе на борту, как это делалось на «Эйндховене». Люди Дункана ходили с ним под парусами, потому что не хотели другой жизни, потому что именно эту жизнь они выбрали. Они все еще были пиратами, связавшими себя клятвой и подчинявшимися своему капитану, хотя больше и не занимались каперством, а получали прибыль в основном от своих торговых походов. Таким образом, их работа оплачивалась.
На крупных вест-индских кораблях ситуация была иной. Капитаны отправляли в города специальные отряды, которые отбирали крепких людей для того, чтобы сформировать из них команду корабля. Под покровом ночи специально нанятые молодчики избивали и похищали здоровых молодых людей, а когда те приходили в себя посреди открытого моря, им не оставалось ничего другого, как вкалывать, чтобы заработать на еду и воду. Никлас считал это необходимостью, и Фелисити старалась ему верить. Но теперь, глядя на озабоченное лицо Дункана, который, казалось, пришел в отчаяние из-за одного больного юнги, в душу девушки закрались серьезные сомнения в том, что точка зрения Никласа была правильной.
«Он с этим должен покончить! – промелькнуло у нее в голове. – Несправедливо принуждать людей к такой жизни!» Фелисити поклялась себе, что убедит жениха отказаться от морских путешествий, по крайней мере на тех кораблях, где команду набирают подобным образом. Хотя бы потому, что это слишком опасно. У каждого человека лишь одна жизнь, и Фелисити не допустит, чтобы Никлас постоянно ею играл.
Насколько хрупкой может быть человеческая жизнь, Фелисити поняла два дня спустя, когда Питер умер. Анна просидела рядом с ним без сна всю ночь, много раз пытаясь снизить температуру, но кровавый кашель мучил мальчика много часов подряд. Его молодое тело сопротивлялось неизбежной гибели, оно тряслось в конвульсиях, пока наконец перед самым рассветом Питер не испустил дух.
Дункан спустился к его гамаку и приказал Джону забрать тело юнги. Перед смертью мальчика боцман взял Питера за руку и не отпускал ее, пока тот не скончался. Капитан стоял, стиснув зубы, и смотрел на белокурую голову, на детское лицо, на котором отражалось отчаянное сопротивление смерти. Джон сидел на табуретке с другой стороны, обхватив голову руками. Его плечи вздрагивали – он беззвучно плакал. Анна стояла рядом с ним; от бессонной ночи у нее под глазами залегли темные круги. Девушка не произносила ни слова. Она сжала губы, в ее взгляде читались злость и отчаяние. Дункан нашел в себе силы произнести короткую молитву, к которой нерешительно присоединились Джон и Анна.
Пришел комендор и зашил тело Питера в гамак – таков был морской обычай. С началом утренней вахты тело юнги вынесли на палубу. Моряки собрались возле леера. Дункан произнес короткую речь. Густой туман окутал корабль, усиливая зловещий характер этой сцены.
За ночь «Элиза» обогнула Иберийский полуостров, и теперь в поле зрения моряков было французское побережье у входа в пролив Ла-Манш, где в утренних сумерках судно встретилось с полосой тумана – трепещущей, влажной, серой мглой, которая вынудила Дункана свернуть паруса и регулярно выбрасывать за борт поплавок лага, промеряя глубину, чтобы «Элиза» не села на мель. Мужчины, выстроившиеся полукругом на палубе, опустив головы и сложив в молитве руки, провожали мальчика, веселая улыбка которого еще неделю назад озаряла палубу. Он всего несколько дней не дожил до своего четырнадцатилетия. Фелисити и Анна стояли чуть поодаль, возле рулевой рубки, и безутешно рыдали.
Джон Иверс уже готов был перекинуть тело через фальшборт, как вдруг в воздухе рядом с ними громко просвистело пушечное ядро. Над их головами треснула фок-мачта, щепки разлетелись в стороны. Моряки с криками бросились врассыпную. Дункан краем глаза заметил, что двое из них упали и остались неподвижно лежать. У одного из глаза торчала огромная щепка, он был мертв. Другой был еще жив, но кровавая лужа, расплывавшаяся под ним, не оставляла сомнений: его последний час пробил.
Дункан потер макушку – что-то упало ему на голову, но он был в сознании, хоть на мгновение у него и потемнело в глазах. Капитан отдал приказы команде, направил растерявшихся женщин к каюте и побежал на пушечную палубу.
Корабль, с которого прогремел выстрел, стоял всего в сотне шагов от «Элизы». Это был голландский флейт с приземистым крепким корпусом и низкой надстройкой. Из орудийных портов торчали тяжелые железные пушки, из жерл которых поднимался пороховой дым, смешиваясь с клубами тумана.
– Поднять грот! – крикнул Дункан, а сам бросился к вращающейся пушке, закрепленной на корме, потому что был к ней ближе всех. – Обрубить канаты с фок-мачты! Подготовить орудия по левому борту!
Капитан лихорадочно пытался зарядить кормовую пушку, но ядро выскользнуло у него из пальцев. С неясным удивлением Дункан обнаружил, что оно измазано кровью. Пока капитан соображал, откуда, черт побери, она взялась, он заметил, что кровь текла у него из рукава: ему в плечо попал один из разлетевшихся осколков. Дункан тут же ощутил жгучую боль, и у него внезапно разболелась голова. Из раны на макушке тоже сочилась кровь, хоть и не так обильно, как из плеча.
Капитан попытался не обращать внимания на раны, но вдруг со смешанным чувством удивления и ярости обнаружил, что его ноги подкашиваются. Все вокруг завертелось. Боясь упасть, Дункан нехотя сел на палубу, которая уже стала скользкой от его крови.
– Джон! Сюда! И прихвати с собой чертову повязку! – Дункан хотел прокричать эти слова, но его голос прозвучал слабо и почти жалобно.
Матросы вокруг него выполняли все, что он приказал, и даже больше: под палубой слышался властный голос главного канонира, а над ним – скрежет и трепыханье тяжелой парусины на грот-мачте. Паруса лениво наполнялись ветром. Дункан заметил, как корабль постепенно пришел в движение и выскользнул из опасной зоны.
Капитан хотел отдать приказ стрелять, но больше не смог произнести ни слова. Его взгляд затуманился.
– Дункан? – Это произнес Джон. – Проклятье, парень, тебя ранило! Дай-ка взгляну!
Над капитаном запорхали руки, ощупали его голову, руку. В плече, казалось, торчала раскаленная кочерга. Дункан хотел вскрикнуть, но даже это ему не удалось. Он погрузился во всепоглощающую темноту.
Анна едва дышала от страха. Грохот орудийного залпа прямо у нее под ногами заставил девушку вскрикнуть от ужаса. Все произошло так неожиданно. Прямо перед этим над палубой прозвучал приказ открыть огонь. С вражеского корабля снова выстрелили, и Анна опять закричала, когда послышался треск. Звук долетел с носа судна. Это было так близко, что девушка испытала смертельный ужас.
«Элиза» шла под парусами. Судно удалялось от врагов все глубже в спасительный туман. Но достаточно ли быстро оно двигалось?
В каюту проникал едкий запах сгоревшего пороха. Теперь Анна заметила, что в потолке зияет дыра: верхушка фок-мачты оторвалась и пробила доски. Фелисити сидела на лавке странно отрешенная. Она смотрела перед собой, ничего не замечая вокруг и обхватив себя руками, словно хотела сама себя утешить. Девушка даже не взглянула на дверь, когда та распахнулась и в каюту влетел Джон. Он тянул за собой Дункана, взвалив его на плечо и одновременно обнимая другой рукой. Анна увидела кровь и снова вскрикнула, но ее ужас быстро уступил место жажде деятельности. Вместе с Джоном они дотащили Дункана до стола и взвалили его на столешницу. Капитан застонал, но так и не пришел в себя.