Легенда о Безголовом - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Кокотюха cтр.№ 27

Бондарь протянул мне фонарик. Я переложила арматурный прут в левую руку, стиснула фонарик в правой. Шагнула под своды галереи, уходящей направо. Сделав несколько шагов, я остановилась, посветила на стену, а затем коснулась ее кончиками пальцев. Она была сложена из грубых нетесаных камней, между которыми кое-где пробивался отталкивающего вида серый мох. Стена была прочной с виду, и казалось, что, даже если руины имения, находившиеся как раз над нами, когда-нибудь сровняют с землей, она будет стоять вечно.

Направив луч прямо перед собой, я неторопливо двинулась вперед. Галерея оказалась довольно широкой и шагов через тридцать поворачивала направо. Пройдя еще немного, я внезапно остановилась и стремительно отпрянула назад – луч фонаря внезапно пересекла какая-то тень. Когда же в метре от себя я различила силуэт громадной, по моим городским меркам, черной крысы, то не сдержала крик и шарахнулась назад. Тварь растворилась в темноте, а мою попытку удрать пресекла довольно нелепая мысль: вот сейчас я вернусь к Бондарю, он самодовольно заберет у меня фонарик, увидит мое перепуганное лицо и обязательно прокомментирует случившееся, не скрывая насмешки. Поэтому я продолжила путь – исключительно из нежелания дать директору захолустного музея повод поглумиться над киевским юристом.

Галерея еще раз свернула направо, и я, к собственному удивлению, через несколько шагов оказалась там, откуда вышла: на развилке, рядом с Бондарем.

– Что-то увидели? – полюбопытствовал он.

– Здесь и в самом деле крупные крысы, – ответила я, стараясь сохранять достоинство, хотя мой голос все еще предательски подрагивал.

– Пленницы из местных тоже не могли привыкнуть к такому соседству. Трудно представить человека, которому бы это понравилось. Ну как, поняли, в чем дело?

– Мне ясно одно: надо идти сюда, – я указала лучом в сторону левого коридора. – Надо полагать, все лабиринты создаются по единому парадоксальному принципу: чем более удобным и простым кажется проход, тем легче в нем запутаться.

Внезапно я поймала себя на том, что говорю, невольно понижая голос. Тогда как мой провожатый и не думал переходить на полушепот.

– Знаете, Лариса, до того как я впервые спустился сюда, я никогда не видел ни одного лабиринта. Как и у вас, у меня не было опыта ориентирования в таких местах, и я не понимал, в чем их смысл. Хотите признаюсь? Я в самом деле боялся встретить здесь Минотавра.

– Так-таки Минотавра?

– А почему бы и нет? Поэтому я воспользовался классическим методом Ариадны: нашел здоровенный клубок прочных ниток, а затем, после многочисленных проб и ошибок, научился ориентироваться здесь. Я ведь говорил вам – из этого подземелья есть еще один выход, он ведет к берегу реки. Но когда в лабиринте оказывался пленник или пленница, оба выхода запирались. Их приводили, а чаще приносили сюда в бессознательном состоянии и с завязанными глазами и оставляли в полной темноте. Рано или поздно кое-кто обнаруживал один из выходов, но все было напрасно – достучаться до мучителей не было никакой возможности. Так как – вперед или назад?

– Вперед!

Пригнув головы, мы двинулись гуськом по узкому коридору и вскоре оказались у очередной развилки. Там луч фонарика выхватил из мрака следующие три галереи, и я, прикинув, свод какой из них спускается ниже остальных, решительно шагнула туда. На еще одной развилке я, почти не колеблясь, свернула налево. Бондарь молча шел за мной, никак не комментируя мои решения, и вскоре я поняла – мы опять заплутали.

– Чего ж вы молчали?

– А что говорить? Вы тут сегодня рулите.

– Издеваетесь над дамой!

Но чем дальше, тем лучше я осваивалась в логове Минотавра. Бондарь прав – ничего сложного в этом нет. Те, кто строил это подземелье, сами побаивались заблудиться в нем. И поэтому метили единственно верный путь более низкими сводами. Разумеется, несчастные и насмерть перепуганные сельские девушки-пленницы, для подавления воли которых и предназначался этот аттракцион, меньше всего думали о таких вещах. Наоборот – первым делом кидались в широкие и просторные переходы, это же совершенно естественно. А в результате запутывались и блуждали в темноте до тех пор, пока не падали без сил или не натыкались на один из совершенно недоступных для них выходов.

Блуждание в лабиринте совершенно неожиданно увлекло меня. Я утратила чувство времени и даже перестала обмениваться репликами со своим спутником, то молча пропуская его вперед, то позволяя дышать мне в спину. Наконец, свернув в очередной коридор, я внезапно увидела в его дальнем конце слабый отблеск света.

– А это что такое?

– Бог его знает, – в голосе Бондаря на самом деле звучало удивление. – В принципе, мы с вами добрались до дальнего конца подземелья – туда, где был второй выход. Но он давным-давно завален, на его месте карьер, где местные жители добывали глину.

– Значит, кто-то, кроме вас, сюда наведывается?

– Вы имеете в виду призрак Витольда Ржеутского, который прорыл новый вход в подземелье? – Директор снова иронизировал.

– Призраки – бесплотные сущности. Это знает даже такой материалист, как я. Давайте лучше поглядим на дело его рук.

Преодолев последний коридор, мы оказались в небольшой галерее в форме неправильного четырехугольника. Прямо перед нами находилась сложенная из серого камня стена, а по другую сторону, на уровне наших лиц, светился узкий проем, в который с трудом мог бы протиснуться человек. Я прищурилась – уже успела отвыкнуть от дневного света, и с удовольствием вдохнула свежий воздух.

– Видите, значит, кто-то сюда все же проникает!

– Знаю я кто, – недовольно буркнул Бондарь. – Они меня уже несколько раз просили, да я их гнал… Добрались-таки, бестолочи!

– О ком это вы?

– Диггеры, а с ними журналисты. Из Хмельницкого, Каменца, даже из Киева звонили – покажи да покажи им подземелье!

– А вам разве жаль?

– Жаль! – с вызовом произнес Бондарь. Такого тона я у него еще не слышала. – Вот жаль – и все! Лариса, я историк, защитил кандидатскую, заканчиваю докторскую. Нравится это кому-то или нет, но я ученый, исследователь, и с этим приходится считаться. Я тружусь, трачу время и собственные средства, провожу кропотливые изыскания, а плодами моего труда хотят нахально воспользоваться всякие ротозеи, которым нет никакого дела до научной ценности моей работы!

– Вы о журналистах? Не любите эту братию?

– Терпеть не могу! Именно по этой причине: расспрашивают, записывают, фотографируют, а потом выдают все это за собственные открытия. А я, дипломированный историк, отдающий все силы местному музею, выбиванию грантов и спонсорских денег, фактически не имею времени даже на то, что эти писаки называют «личной жизнью». При этом меня считают всего лишь источником небесполезной информации, за которую им – им, а не мне, Лариса! – неплохо платят! Разве это справедливо?

– Не думаю, Анатолий, что сейчас самое время для таких дискуссий. – Мне в самом деле не нравился этот разговор, но исключительно потому, что я не могла понять, о чем, собственно, речь. – Но ведь покойному Сизому, тоже журналисту, вы все же помогли…