– Как это «меньшего»? И насколько?
– Который не ожидает ничего.
– Мне ужасно жаль, Таня. Я не хотел тебя пугать.
– Все в порядке, – буркнула она, не глядя на него. – Я просто не из тех, кто гуляет по ночам с парнями.
«С тобой», – мысленно добавила она, с болью в сердце вспоминая Летний сад.
– Теперь я это понимаю. Думаю, именно поэтому ты мне нравишься. Иногда я просто не соображаю, как вести себя с тобой.
– Советую быть терпеливым и уважительным.
– Обещаю быть терпеливым, как Иов. Видишь ли, Танечка, я не собираюсь отказываться от тебя.
Она молча спешила вверх по Суворовскому.
– Надеюсь, и Даше нравится Александр, – неожиданно бросил Дмитрий.
– Даше нравится Александр.
– Потому что она ему очень нравится.
– Да? – пролепетала Татьяна. – Откуда ты знаешь?
– Он почти прекратил былую бурную деятельность. Только Даше не говори, это ранит ее чувства.
Татьяна хотела сказать, что не представляет, о чем это толкует Дмитрий, но она слишком боялась услышать правду.
Они застали Дашу и Александра за вполне мирным занятием. Сидя на маленьком диванчике в коридоре, они читали вслух Зощенко и смеялись. Единственное, на что оказалась способна Татьяна, – это раздраженно проворчать:
– Схватили чужую книгу и рады.
По какой-то причине ее замечание показалось Даше крайне забавным, и даже Александр улыбнулся. Проходя мимо, Татьяна споткнулась о его вытянутые ноги и наверняка бы шлепнулась, если бы он не подхватил ее. И так же мгновенно отпустил.
– Таня, – спросил он, – что у тебя с рукой?
– Ах, это… – беспечно отмахнулась она. – Пустяки.
И, пробормотав что-то насчет усталости и позднего часа, быстренько ретировалась в комнату стариков, где устроилась на диване между дедом и бабкой и долго слушала радио. Они потихоньку поговорили о Паше, и вскоре девушка почувствовала себя лучше.
Позже, уже лежа в кровати, она услышала шепот сестры:
– Таня! Таня!
– Ну что тебе? Я спать хочу.
Даша чмокнула ее в плечо.
– Таня, мы почти не разговариваем с тобой. Наш Пашенька уехал, а времени совсем нет. Ты скучаешь по нему, верно? Он скоро вернется.
– Скучаю. А ты занята. Потолкуем завтра, Дашенька.
– Я влюблена, Таня!
– Рада за тебя.
Она снова отвернулась к стене.
– Знаешь, это настоящее. О Танечка, не знаю, что делать с собой!
– Может, попробуешь заснуть?
– Таня, я ни о чем другом думать не могу. Он сводит меня с ума. Он такой… Лед и огонь. Сегодня он был совсем другим: спокойный, шутил, но временами я просто не могу его понять!
Татьяна не ответила.
– Да, я хочу всего сразу. И то, что он немного оттаял, – настоящее чудо. До прошлого воскресенья я не могла уговорить его прийти ко мне. И вдруг он является – с тобой и Димой.
Таня хотела напомнить, что Александр пришел к ним домой отнюдь не по просьбе Даши, но, разумеется, снова промолчала.
– Дареному коню в зубы не смотрят, и я лучше всех это понимаю. Но кажется, ему понравилась наша семья. Знаешь, он ведь из Краснодара, но не был там с тех пор, как вступил в армию. У него нет ни братьев, ни сестер. Он никогда не говорит о родителях. Он… не могу объяснить… такой сдержанный. Не слишком распространяется о своих делах. Правда, спрашивает о моих.
– Д-да? – выдавила Татьяна.
– И очень жалеет, что началась война.
– Мы все жалеем, – хмыкнула Татьяна.
– Но это вселяет надежду, не находишь? На лучшую жизнь с ним вместе, как только война закончится. Таня, а Дмитрий тебе нравится?
– Ничего, – ответила она, стараясь, чтобы не дрогнул голос.
– А ты ему очень.
– Чушь!
– Ничего подобного. Ты ничего в таких вещах не понимаешь.
– Понимаю и повторяю: ничуть я ему не нравлюсь.
– Ты ни о чем не хочешь поговорить? Спросить?
– Нет!
– Таня, брось свою неуместную застенчивость, – покровительственно заметила Даша. – Тебе уже семнадцать. Почему не хочешь немного оттаять? Обратить внимание…
– На Дмитрия? – прошептала Татьяна. – Никогда!
И за мгновение перед тем как заснуть, она осознала, что меньше боится неведомых ужасов войны, чем уже познанных сердечных бед.
9
В субботу Татьяна отправилась в Публичную библиотеку и выписала русско-английский разговорник. В школе она учила английский, знала алфавит и теперь пыталась воспроизвести вслух заинтересовавшие ее фразы. Произношение давалось ей с трудом, и некоторые звуки были словно специально созданы, чтобы доводить ее до белого каления.
В воскресенье пришел Александр и собственноручно наклеил на стекла бумажные полоски, объяснив, что так они не повылетают во время налетов.
– Это следовало бы сделать всем. Скоро по городу пойдут патрули, чтобы проверить наклейки. Если немцы окажутся под Ленинградом, вставить другие стекла будет почти невозможно.
Метановы с живым интересом наблюдали за его манипуляциями, причем мама не уставала твердить, как он высок, как ловок, какие умелые у него руки и как твердо он стоит на подоконнике.
– Да ведь он офицер, мама, – нетерпеливо ответила Даша.
– Разве в Красной армии учат стоять на подоконниках? – хмыкнула Татьяна.
– О Таня, заткнись, – засмеялась Даша.
Александр тоже засмеялся. Но не посоветовал Тане заткнуться.
– Что это за узор вы выложили на наших окнах? – удивилась мама, когда Александр спрыгнул с подоконника.
Женщины уставились на окно. Вместо белого косого креста на стекле красовалось дерево. Толстый, слегка согнутый ствол с длинными, утолщающимися к основанию листьями, торчавшими на вершине.
– Что это, молодой человек? – строго осведомилась бабушка.
– Это, Анна Львовна, пальма.
– Что? – вторила Даша, стоявшая близко к Александру. Слишком близко.
– Пальма.
Татьяна немигающе таращилась на него.
– Пальма! – насмешливо повторила Даша.
– Это тропическое дерево. Растет в Америке, Испании… вообще в жарких странах.
– Хм-м-м… странный выбор, не находите? – бросила мама.
– Лучше, чем противный крест, – пробормотала Татьяна.
Александр улыбнулся ей. Она робко улыбнулась в ответ.
– Ну, молодой человек, – проворчала бабушка, – когда будете клеить мои окна, никаких штучек. Обычный крест и ничего больше. Не нужны мне ваши пальмы.