Догмат крови - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Степанов cтр.№ 15

Наступила Пасха, которую с такой тревогой ждали в Киеве. Природа словно подтверждала опасений людей. В последнюю неделю Великого поста на город обрушивался шквал за шквалом, ливень за ливнем. Порывистый ветер срывал соломенные крыши хат на Лукьяновке и заставлял дрожать стекла в окнах огромного здания присутственных мест на Софийской площади. Днепр вышел из берегов, вода подступила к Кирилловской улице, а Предмостная слободка на другой стороне была полностью затоплена. Киевляне, поеживаясь от холодного ветра, испуганно смотрели на волны, простиравшиеся до линии горизонта. Водомерная рейка у Цепного моста засвидетельствовала, что уровень реки поднялся на две с половиной сажени, а вода все прибывала и прибывала. Распространялись панические слухи, что с верховий Десны и Сожи идет громадный вал талой воды, которая захлестнет город, оставив над поверхностью только крест в руке святого Владимира, что венчал Владимирскую горку.

И лишь в самый канун Пасхи наводнение остановилось, вода еще не спала, но уже прекратила свое наступление. Бурное море, в которое превратился Днепр, успокоилось и ласково заиграло пологими волнами. Черные клокастые тучи замедлили свой безостановочный бег, поднялись выше, посветлели, между ними вдруг появились синие прогалины, и впервые за много дней выглянуло солнце. Воздух заметно потеплел, и вечер страстной субботы выдался теплым и тихим. Сотрудники «Киевской мысли» Степан Бразуль-Брушковский и Марк Ордынский не замечали прелести вечера, торопливо шагая по направлению к Владимирскому собору. У решетки Ботанического сада их обогнала компания мастеровых. Один и мастеровых, обладатель плоской как блин рябой физиономии, подмигнув своим товарищам, пихнул Ордынского в спину, да так сильно, что тот не удержал равновесия и растянулся на булыжной мостовой. Его судорожный пируэт насмешил озорников, загоготавших на всю улицу:

— Дивись, як жид впав! Це тоби не хлопцив на Паску ризати!

— Братцы, не озоруйте! — воскликнул Бразуль!

За последние годы уличное хулиганство стало настоящим бичом Киева. Средь бела дня такая вот компания без всякой причины могла избить случайного прохожего, а бывали случаи, когда какой-нибудь босяк останавливал первого попавшегося ему навстречу обывателя и вежливо спрашивал его имя и отчество. Ничего не подозревавший человек отвечал, что его зовут, ну положим, Иван Петров. «Ах Иван Петров! Ты-то мне и нужен!» — кивал хулиган и всаживал несчастному нож в брюхо. Просто так убивали, из чистого озорства!

Стараясь не допустить поножовщины, Бразуль вежливо увещевал пьяных хулиганов:

— Друзья! Мы не помещики и не чиновники. Такие же трудящиеся люди, как и вы! За что вы на нас набросились?

— Мовчи в тряпочку! Теж мени, ерусалимський дворянин знайшовся! — пригрозили мастеровые, скрываясь в ближайшей подворотне.

Бразуль с огорчением тряхнул светлыми кудрями. Ну почему иерусалимский дворянин? Что за глупости! Дворянин и, если уж на то пошло, то с богатой родословной. По семейному преданию Лука Бразуль в малолетстве покинул Молдавию, чтобы послужить Петру Великому. Он участвовал в походах против ляхов и шведов, доблестно сражался под Полтавой, терпел лишения на Пруте, даже был посылаем «в шпионы» с увещевательными письмами против изменника Мазепы. За свои труды Лука был выкликнут в обозные конного полка, а потом получил универсал на звание козелецкого городового атамана. Сын атамана Никифор пошел по духовной линии. В семейных хрониках значилось: «…был он брухат и наперво прозывался Брушком, а потомки его — Брушковскими». Так появилась двойная фамилия Бразули-Брушковские, славная в малороссийской истории.

Марк поднялся с земли и принялся чистить светлые брюки. Бразуль попытался утешить друга.

— Ай, оставь! Или трезвыми они лучше? — страдальчески скривился Ордынский.

Бразуль промолчал. Его отец постоянно твердил, что подлый народ добра не помнит. Папаша был мелким чиновником, выслужившим скромный чин коллежского асессора. Перед начальством он лебезил, а на просителях из простонародья вволю отыгрывался, всячески их унижая и обирая. Неудивительно, что они с братом были рады вырваться из этой затхлой старозаветной атмосферы на вольный простор. В чиновники они не пошли, а выбрали литературную стезю, став журналистами, или «щелкоперами», как язвительно бурчал отец. Сыновья отвечали, что не хотят прислуживаться начальству, а будут служить народу, перед коим интеллигенция находится в неоплатном долгу. «В долгу перед быдлом? Жизни не знаете, с подлым народом дел не имели!» — негодовал отец. Прискорбно, но старый чиновник частенько оказывался прав. Как всякий интеллигент, Бразуль любил народ, но люди из народа отчего-то не отвечали ему взаимностью и норовили надуть сострадающего им «барина», а при случае — подставить подножку. Конечно, убеждал самого себя Бразуль, в безобразном поведении фабричных, задиравших прилично одетых прохожих, кроется стихийный протест эксплуатируемых масс против несправедливого социального устройства. Придет время, и они скинут тяжкие оковы и освободятся от векового гнета, а вместе с обретенной свободой изменится и их сознание.

Всего несколько лет назад казалось, что этот светлый момент вот-вот наступит. Еще один натиск, еще одна стачка, демонстрация под красными знаменами, и самодержавие зашатается и рухнет. В первых рядах борцов с царским режимом шли социалисты-революционеры, наследники славных традиций «Народной воли». Их идеи импонировали молодому Бразулю. Сблизившись с эсерами, Бразуль помогал им, чем мог: распространял нелегальную литературу, прятал на своей квартире бежавших из ссылки, ездил агитировать по деревням. В то время почти все так делали, но Бразулю этого было мало. Он мечтал бросить адскую машинку в какого-нибудь министра, на худой конец в губернатора. Положить свою жизнь на алтарь правды — что могло быть лучше и благороднее! Бразуль попытался вступить в БО — Боевую организацию партии эсеров. Он даже специально съездил в Петербург, разговаривал со знакомыми эсерами. Ему пообещали устроить встречу с таинственным «Иваном Николаевичем», который, как шептали на ухо, «ведет весь центральный террор». Товарищи уверяли, что Иван Николаевич сам проверит кандидата, да так конспиративно, что тот и не поймет, что разговаривал с главой БО.

В ожидании судьбоносной встречи Бразуль держал себя как подобало настоящему боевику с бомбой в кармане. Но вскоре ему через партийных товарищей передали, что желающих посвятить себя террору слишком много, а журналисту в интересах общего дела следует сосредоточиться на пропагандистской работе. Бразуль вернулся в Киев так и не поняв, видел ли его руководитель БО или нет. Мучила мысль, что видел и отверг как ненадежного.

И вот через несколько лет «Ивана Николаевича» изобличили как платного агента департамента полиции. Его настоящее имя было Евно Азеф. Одной рукой он посылал боевиков убивать министров и великих князей, а другой — безжалостно выдавал их полиции. Будучи уличен в провокаторстве, Азеф ловко скрылся от возмездия, породив у эсеров ощущение безысходности и ужаса. Всякий попал под подозрение, в каждом видели платного осведомителя. Революция захлебнулась, наступила дичайшая черносотенная реакция, общественная жизнь замерла. К тому же Бразуль женился, родился сынишка, приходилось ломать голову над тем, как содержать семью. Он не изменил своим революционным взглядам, однако отошел от активной партийной работы.