Она стояла на краю пропасти и была готова спрыгнуть.
– Ты не отнимешь то немногое, что у меня есть. Ты понятия не имеешь, с чем еще мне пришлось столкнуться, с чем мне предстоит сразиться, чтобы хватило сил стоять перед тобой и не разбиться на миллион осколков.
Его губы, находившиеся в соблазнительной близости от ее губ, сжались, в глазах вспыхнуло пламя.
– С чем бы тебе ни пришлось столкнуться, это было твое решение. Ты сама выбрала этот путь, поэтому не жди от меня понимания.
– Ты думаешь, у меня нет сердца? Ты думаешь, мне легко находиться рядом с тобой, видеть твою боль?
Его губы изогнула мрачная улыбка. Азиз заправил прядь ее волос за ухо, а затем сжал ее подбородок своими сильными пальцами. Она вздрогнула, тело мгновенно напряглось.
– После того что я совершил… все, что я навлек на себя… – В его глазах пылало темное пламя, когда он ласкал взглядом ее глаза, ее нос, ее губы. – Я никогда не был щедрым, или добрым, или…
– Ты всегда был самим собой. Я страдаю так же сильно, как ты. Позволь увидеть твою рану, Азиз.
– Почему ты решительно настроена погрузить нас в пучину отчаяния? Сколько еще, по-твоему, я должен мучиться?
Может, он боится, что она преисполнится отвращения? Неужели он не чувствует в себе былой силы духа?
Нихат молча ждала, собираясь отступать.
Азиз выругался и развязал тесемки брюк. Она испугалась, что он услышит, как учащенно забилось ее сердце.
Он обнажил часть бедра. Она увидела уродливый шрам шириной почти в ее запястье, швы были наложены грубо. Закрыв глаза, Нихат положила руку на бедро Азиза. Его кожа горела под ее ладонью, мускулы превратились в камень. Нихат представила боль, которую ему пришлось вынести. Но в ней вспыхнула и надежда.
Она была права. Он выжил, потому что был Азизом аль-Шарифом. И если он сумел остаться в живых после этого ранения, сумеет справиться со всем.
Кожа на его бедре была шероховатой и неровной. Ее рука опустилась ниже, и она не смогла сдержать дрожь. Здесь его кожа была горячей и гладкой.
Между ними проскочил разряд, воздух, казалось, заискрился. Азиз прислонился к ней, его длинные сильные пальцы слегка сжали ее шею.
Каждый дюйм ее тела ожил. Азиз дышал тяжело, как и Нихат, каждая его мышца напряглась.
Она поправила его брюки, ее пальцы на удивление не дрожали, словно она проделывала это каждый день.
– Пуля раздробила кость?
Азиз вздохнул, смиряясь с ее напором. Нихат обхватила его за талию.
– Нет. Только задела. Насколько я понял, миджаб сумели ее быстро вытащить. Они отвезли меня в госпиталь на границе с Зураном. На кость была наложена металлическая пластина, чтобы удержать, пока она не срастется.
– Они оставили ее. – Нихат наконец поняла, в чем дело. – Она мешает двигаться и причиняет боль.
Азиз кивнул и отбросил ее руки:
– Мы закончили?
Нихат выпрямилась и посмотрела в сторону.
– Здесь – да. Мы немедленно начнем растяжку.
Она задержалась у выхода. Ее кожа блестела, глаза смотрели прямо и честно. Туника прилипла к телу. Нихат была самой потрясающей женщиной, какую он когда-либо видел. Азиза пронзил невольный и нежеланный голод, который, однако, заставил его почувствовать себя живым.
Достаточно было закрыть глаза, чтобы снова почувствовать легкое прикосновение ее пальцев к своему телу, ощутить ее теплое дыхание…
– Ты ошибаешься, думая, что Халиф и остальные слуги видят в тебе калеку, – заявила Нихат. – Они видят принца, который всегда находил для них доброе слово, принца, который знает их по именам, принца, которого они оплакали и похоронили. Они не замечают твою хромоту, твои шрамы или твое чувство вины. И в их глазах светится не жалость, Азиз, а любовь. Я все отдала бы, чтобы снова увидеть свою мать. Подумай, что ты делаешь со своей.
Мышцы бедра побаливали, но вместе с тем были удивительно расслаблены, когда Азиз сел на скамейку в саду.
Он рассчитывал, что Нихат отвергнет его приглашение. Но нет.
Ее так же мучает любопытство, как и его?
Раздался звон серебряной посуды, когда она наливала ему мятный чай. Азиз не обращал внимания ни на небо, окрашенное в золотисто-алые тона, ни на пышные розы. Он наслаждался запахом Нихат – ароматом жасмина и чего-то еще, что было присуще только ей. Это возбуждало желание в его истерзанном теле. Ощущение было сильным и всепоглощающим. Ничего подобного он не испытывал уже много лет.
Нихат подала ему чай и взяла кусок сладкого пирога.
Азиз сделал глоток и состроил гримасу:
– Мне нужно что-нибудь покрепче.
– Никакого алкоголя, если ты действительно хочешь, чтобы я тебе помогла.
Он нахмурился, однако на его губах заиграла улыбка.
– Ты получаешь от всего этого удовольствие, верно?
– Да. Многие ли женщины могут похвастаться, что Азиз аль-Шариф склоняется в поклоне, если они того требуют?
– Ни одна.
Пирог задрожал в пальцах Нихат. Залившись румянцем, она откусила кусок.
Нихат слизнула крошки с уголков рта, и боль другого рода пронзила его мышцы. Азизу страстно захотелось почувствовать вкус ее губ, вкус, которого он был лишен уже давно. Он не прикасался к женщине после нападения террористов. Шесть лет воздержания только усиливали желание.
Восхитительное напряжение мышц, жар, охвативший его тело и распространившийся как лесной пожар, – все это было вызвано тем, что эта женщина смело трогала его шрамы, хотя дыхание было готово застрять у нее в горле.
Нихат являла собой смесь силы и уязвимости, заботы и отстраненности, каждое ее слово шло вразрез с поступками, и он боялся, что никогда не сможет ее понять.
Нихат была единственной женщиной, которая не испытывала перед ним страх, она всегда говорила то, что у нее на уме.
Они могли обсуждать что угодно: философию, необходимость образования для женщин Дахара… С ней Азиз никогда не был принцем. Ее ответы, ее доводы были честными, и это привлекало его, как и ее безыскусность. Однако, несмотря на свою импульсивную и страстную натуру, он влюбился в Нихат не мгновенно.
Азиз влюблялся в нее медленно, не осознавая этого. Однажды утром он проснулся в номере отеля после дикой вечеринки и неожиданно подумал, что она сказала бы, если бы видела его сейчас, какими словами уколола бы. И в его крови вскипел огонь. Он понял, что любит Нихат, что нашел свою будущую королеву и что ничто на свете не остановит его. Она будет принадлежать ему.
Он только не принял в расчет железную волю этой женщины.
А когда Нихат ушла, она не только задела его эго, но и разбила ему сердце. Она забрала с собой частицу его, оставив в душе пугающую пустоту, которую ничем нельзя было заполнить.