– Что это вы на меня так смотрите? Что, у меня лицо медом намазано?
Инка раскрыла рот, и я поняла: она сейчас выскажется в том смысле, что такого колоритного педика ей еще ни разу не приходилось видеть, и нас очень быстро отправят куда-нибудь отдуваться за ее длинный язык. Поэтому я толкнула ее ногой, она зашипела от боли, и брат решил, что у нее просто не все дома, потому что таких тут было пруд пруди; в общем, он не особенно удивился. Перед обедом полагалось прочесть несколько молитв, и с ними покончили очень быстро, а потом все приступили к еде. Хлеб тут был изумительный, а в остальном – обычная монастырская пища. Какие-то финские макаронные изделия, политые овощной подливкой, пшенная каша на постном масле с небольшим количеством молока и чай с хлебом и вареньем. С ужином покончили быстро, еще быстрей покончили с благодарственной за ужин молитвой, и мы с Инкой помчались вниз, чтобы перехватить там нашего художника, так как за время ужина Инку осенило.
– Слушай, – прошептала она мне на ухо, – я тут спросила у соседки, где ест братия, так она заявила, что едят они внизу и отдельно. Нам надо перехватить их, когда они будут выходить. Наверняка наш художник среди них, потому как здесь его нет. И еще они лопают что-нибудь получше этой каши, поэтому задержатся подольше, чем мы.
Инка оказалась права, внизу и в самом деле еще не было ни одного человека в рясе. Мы скромненько присели на полено, которое, по удивительному стечению обстоятельств, стояло за прикрытой дверью, из-за которой нам-то было все и всех видно, а вот нас видно не было.
– Вон он, – прошептала Инка, очевидно, опасаясь спугнуть трепетную дичь. – Пойдем за ним.
Предложение меня, мягко говоря, не впечатлило, но я подумала, что лучше уж пойти за Инкой сейчас, чем дожидаться, когда она потащит меня среди ночи в келью к этому странному типу, явно ведущему двойную жизнь. Мы вылезли из своего закутка и последовали по пятам за нашим художником. Сразу мы к нему подходить не стали: кто его знает, может, нервы у него не в порядке, может, он на виду у всех задаст стрекача, как только мы к нему обратимся. Люди могут не правильно понять, это их излюбленное занятие. Поэтому мы дождались, когда Ян вышел из каре и направился к берегу озера. Оглядываться он не оглядывался, так что зря Инка заставляла меня двигаться перебежками от одной группы кустарников к другой. Из-за этого передвигаться приходилось согнувшись в три погибели, так что встречные граждане смотрели на нас несколько настороженно.
– Дождемся, когда он дойдет до самой воды, тогда и подойдем, – страшным шепотом, от которого внутренности сводило, шипела мне Инка, выдираясь из очередных зарослей малины.
Ян до воды не добрался, он приглядел себе симпатичное бревнышко и уселся на него, устремив взор на закат. С одной стороны, место меня устраивало, оно было не слишком отдалено от центральной части и находилось на виду, и в то же время было достаточно далеко, чтобы любопытным не удалось разглядеть, кто именно там сидит, а тем более подслушать наш разговор. Меня только смущал тот факт, что для бегства у Яна был богатый выбор направлений.
– Если он нормальный, то должен понять, что не сможет все время бегать от нас и рано или поздно ему придется с нами поговорить, – подслушала мои опасения Инка.
– Может быть, он как раз в этот момент продумывает план побега с острова. Видишь, уже и бревно себе присмотрел. Еще десяток таких бревен, и он сможет смастерить себе недурной плот. И вообще, я сильно сомневаюсь, что он нормальный.
Я приготовилась развернуть дискуссию на тему, почему я не считаю людей, стреляющих в темноте в других людей, за нормальных, но тут Ян пошевелился, нагнулся и начал что-то рисовать на песке.
– Вот бы подсмотреть, что он там чертит, – взмолилась чрезмерно любопытная моя подружка.
И, не став дожидаться, когда провидение услышит и исполнит ее просьбу, она плюхнулась на песок и, извиваясь, словно змея, поползла к Яну. Тот настолько увлекся своим занятием, что не обращал никакого внимания то, что делается у него за спиной, к тому же шум волн заглушал шорох песка под Инкиными конечностями. Она почти добралась до Яна, когда тому на шею сел комар. И откуда он тут взялся? Все его сородичи держались подальше от берега, а этот, как назло, решил пролететь над берегом. Комариный укус вывел Яна из ступора, он хлопнул ладонью по шее и посмотрел по сторонам. Конечно, смотрел он по сторонам, но потом, решив, что этого мало, еще и оглянулся и обнаружил у себя за спиной Инку, которая к этому моменту подобралась совсем близко и лежала себе прямо у него за бревном.
– Вы кто? – растерялся Ян.
– Так, просто гуляю, – ляпнула Инка, старательно делая вид, что такой вид прогулок для нее – самое привычное дело. – А ты чего один?
Ян отвернулся и всем своим видом показал, что разговаривать он не желает. Вернее, это мы так подумали, а на самом деле он полез в карман тренировочных штанов, которые у него были надеты под рясой. Несомненно, там было припрятано оружие. Настало мое время; выйдя из кустов практически без ущерба для своей внешности, я деловито и очень быстро зашагала по песку. Этому сильно мешали камешки и сосновые иголки, которые незамедлительно забились мне в туфли и сильно затруднили мою деловитость, но к намеченной цели я все-таки приближалась. Увидев меня, сначала гордо шагающей, а потом кокетливо прыгающей на одной ножке – стремилась извлечь особо дерзкую колючку, – Инка проявила первые признаки беспокойства. И закричала:
– Что ты там возишься, я же с ним одна не справлюсь!
Нервы у нашего киллера и впрямь никуда не годились – ну с чего ему так подпрыгивать на месте и ни с того ни с сего пытаться бежать? Я же ему и слова еще плохого не сказала. Однако он вскочил и сделал несколько прыжков. Но Инка была начеку и львицей набросилась на него, уцепившись за полу его рясы, которая возмущенно затрещала, а сам Ян не удержал равновесия и бухнулся на песок, причем умудрился упасть прямо на свои художества, куда за ним вскоре последовала и Инка, так что разглядеть, что же он там пытался изобразить, было уже невозможно. Инкино любопытство осталось неутоленным. К счастью, Ян оказался достаточно благоразумным, чтобы не сопротивляться – он понял, что его попытка в очередной раз уклониться от разговора не удалась, и уселся на песок. Затем скорбно взглянул на меня и достал из кармана чудом уцелевшие очки.
Красив он был чертовски, и бывают же такие физиономии! Зачем парню такая красота? Его, будь он уродом, кто-нибудь бы пригрел. Но тут я напомнила себе, что передо мной жестокий убийца, который без всякой жалости осиротил сына и мужа, убив маму Веру, но возмущения почему-то не ощутила. Тогда я вспомнила еще, что и в меня этот тип тоже стрелял, но в итоге лишь немного возмутилась – и только. Вот что красота делает. А будь на его месте какой-нибудь коротышка с лысиной, я бы его в порошок стерла, ссыпала в банку с плотной крышкой и доставила бы в ближайшее отделение милиции, поджаривая его по пути на раздобытой по такому случаю зажигалке.
– Поговорим? – спросила я, попытавшись придать своему голосу побольше суровости, но он предательски меня подвел, и вместо холода, от которого у преступника должны были бы поджилки затрястись, в нем прорезались кокетливые нотки.