– Галина Берг – псевдоним Тобы Рингельбаум.
Еще маленькой Тоба сбежала из еврейского гетто Терезиенштадт, в котором во время эпидемии тифа скончалась ее мать. Позже Тоба выжила в лагере смерти Аушвиц, где погиб ее отец. Спустя несколько десятилетий, выйдя замуж за Макса Кляйна и перебравшись в США, она написала серию подростковых романов о школе для девочек «Академия храбрых». Наделенная разнообразными талантами директриса этого заведения была авантюристкой и мастером боевых искусств. Она не только обучала своих воспитанниц, но вместе с ними боролась со злодеями, представляющими собой ту или иную голову многоликой гидры под названием «тоталитаризм».
Пэкстон знал все это потому, что был знаком с Тобой Рингельбаум. Он дважды виделся с пожилой женщиной в присутствии Биби. Пого знал ее даже лучше. Он вместе с Биби часто бывал у нее в гостях.
Биби в десятилетнем возрасте впервые натолкнулась на серию книг о храбрых девочках. С той поры она читала и перечитывала их, даже будучи подростком.
В блокноте написанные ее рукой строки едва не сверкали: «Когда я вчера встречалась с Галиной Берг, то не спросила у нее насчет Роберта Уоррена Фолкнера. Почему? Он может быть известным неонацистом».
Этот вопрос вызвал в мозгу Пэкстона встречный: «Почему она обращается к своему другу и наставнице Тобе Рингельбаум, называя ее литературным псевдонимом?»
– Я позвоню Тобе, если хочешь с ней встретиться, – предложил Пого.
– Хочу, – сказал Пэкс, – но лучше поторопиться. Ты сможешь позвонить ей из машины. Давай, пошли.
112. Учительница года
В посеребренном светом автомобильных фар тумане, который медленно, однако неуклонно вращался, словно в формирующихся галактиках, Марисса Хофлайн-Воршак стояла, будто на картине представителя одной из школ религиозной живописи. Там святые всегда стоят либо парят в окружении сияющего нимба. Впрочем, если судить из того, что Биби успела о ней узнать, бывшая учительница английского была не святой, а скорее червем. Как бы то ни было, черви предпочтительнее тем, что не знают разницы между плохим и хорошим.
И это «мы», звучащее в ее угрозе…
«Когда ты попадешь к нам в руки, мы сломаем тебя так основательно, что никто не сможет собрать по частям. С тобой будет покончено».
Ее слова устранили малейшие сомнения в том, что Хофлайн-Воршак имеет непосредственное отношение к неонацистской секте во главе с Терезином, а выбор ее мужа в качестве застройщика новой штаб-квартиры корпорации «Терезин» не является всего лишь удивительным совпадением.
– Где девочка? – спросила Биби. – Где вы ее держите?
– Если я тебе скажу…
– Рассказывай.
– Если тебе на самом деле нужно, чтобы я сказала…
– Что ты имеешь в виду?
– Ты сама знаешь.
– Не говори загадками.
– Не заставляй меня говорить загадками.
Биби подняла зажатый в правой руке пистолет.
– Краля ведет себя плохо, – сказала Хофлайн-Воршак.
– Господи! Да я же тебя сейчас пристрелю, – вымолвила Биби.
Девушка не была уверена в степени серьезности своей угрозы. Недавно она ударила ножом громилу, что напал на нее, избил и пытался изнасиловать. Биби убила его, но тогда она оказалась в безвыходном положении, а нападавший был чужаком. Куда труднее будет лишить жизни того, кого знаешь, даже если имеешь дело с этой ужасной женщиной. Знакомство порождает не только презрение, но и снисходительность, пусть даже невольную.
Лицо Хофлайн-Воршак представляло собой гнездо эмоций-гадюк: язвительность, пренебрежение, ненависть и высокомерие. Она не осмелилась сделать шаг вперед, однако встала в воинственную позу.
– Знаешь что, глупая маленькая дурында? Ты просто пустоголовая Краля! – никогда прежде ее бывшая учительница не пользовалась при ней жаргоном серфингистов. – Ты все неправильно поняла. Ты до сих пор не можешь сообразить, что же происходит. Если бы я и сейчас работала в школе, а ты была бы моей ученицей, то я поставила бы тебе D
[102]. С моей стороны это было бы необычайно великодушно.
Биби схватилась за рукоятку обеими руками.
– Где Эшли Белл?
– Ты возомнила себе, будто понимаешь убившего собственную мать Бобби Фолкнера. Ты думаешь, разобралась в его психологии, в том, кто такой Терезин и во главе какой секты он стоит… Краля! Ты ни черта не знаешь. Ты просто жалкая в своей наивности. Это не секта. Это никогда не было сектой. Секта – это всего лишь глупое клише…
В тумане волосы Биби стали мокрыми, а вот в пузыре ясного воздуха, образовавшегося вокруг Хофлайн-Воршак, длинные, подпрыгивающие при ходьбе светлые локоны заслуживали того, чтобы их снимали в рекламе шампуня.
– Оглянись вокруг, Би-и-би-и, – специально искажая звучание имени девушки, произнесла женщина, – оглянись вокруг, и ты, надеюсь, заметишь, что секта, как ты ее называешь, трансформировалась в гигантский промышленный конгломерат, который может позволить себе крайне дорогую стройку центрального представительства, равного по мощи университетскому городку. Быть может, до тебя дойдет, что в этом деле замешаны тысячи людей, если не десятки тысяч… не сотни тысяч. Разве это можно назвать безумной нацистской сектой? Это ты безумна, Краля.
– Но вы же фашисты.
– Все в наше время фашисты, дорогуша. Этим словом уже никого не обидишь. Эта страна обнимает всех тех фашистских диктаторов, которых прежде сторонилась. Поцеловать и загримировать. Теперь фашизм вполне респектабелен. Такова правда жизни.
Биби приподняла дуло пистолета, целясь на сей раз ей не в грудь, а в лицо. Их разделяло шесть или семь футов. С точки зрения Хофлайн-Воршак дуло должно выглядеть, словно черная дыра, засасывающая в себя с чудовищной силой планеты.
– Где они держат девочку? Второй раз я этот вопрос не задам.
– Хорошо. Ты не будешь больше спрашивать. Признаться, я устала от твоих вопросов.
Всю свою жизнь Биби старалась сдерживать гнев. Она сознательно взяла на себя роль переговорщицы между милосердной, услужливой частью себя и более темным «я», временами поддающимся желанию ударить в ответ, огрызнуться. Ее привычка вести себя цивилизованно, по крайней мере, проявлять свой гнев сдержанно, была обусловлена не благородством, а страхом, что она может потерять над собой контроль. Биби подозревала: если она слетит с катушек, то способна нанести куда больше вреда обидчику, чем вся пережитая ею обида, хотя никаких доказательств этого, ни внутренних, ни внешних, не имелось.
– Где Эшли? – требовательно произнесла она.
С губ Хофлайн-Воршак слетел лающий смешок.
– Ты опять спросила. Ты только что сказала: больше спрашивать не будешь, а сама спросила. Послушай, Краля! Тебе не нужна эта маленькая жидовка. Тебе с самого начала была нужна не она. Разве ты еще не догадалась, что это отвлекающий маневр? Или ты поймешь, когда тебе сунут это под нос?