Поединок соперниц - читать онлайн книгу. Автор: Симона Вилар cтр.№ 125

Но сейчас главное — уйти подальше от побережья, скрыться в фэнах, запутать следы. А в дальнейшем… Господь не оставит меня своей милостью.

Если вам доводилось слышать рассказы о Иерусалимском королевстве, о святых местах и могучих цитаделях крестоносцев, то наверняка рассказчик умолчал о тамошней окаянной жаре, о дорогах, где нет ни деревца, ни клочка тени, о муках жажды, столь сильных, что трескаются губы и язык прилипает к гортани. Все это нужно почувствовать на собственной шкуре, и тогда край, где заводи алеют под закатным солнцем, вода плещется под копытами коня и повсюду колышется тростник, покажется вам сущим раем. Поэтому, несмотря на приступы озноба, сотрясавшего мое тело, я улыбался, время от времени отхлебывая из фляги, и направлял коня вслед за проводником, прокладывавшим дорогу в тростнике.

— Эй ты! — окликнул я поселянина. — Ты сможешь вести меня, когда стемнеет?

— Как скажете, господин.

Смотри-ка, какое почтение… А ведь мне приходилось слышать, что люди этих болотистых краев промышляют не только контрабандой, но и разбоем. Да и этот парень не выглядит внушающим доверие, а я совсем ослаб. И хотя при мне мой меч и арбалет…

Об арбалетах разговор особый. Они бьют гораздо дальше и мощнее, чем луки, и их болты ^[88]наносят такие страшные раны, что сам Папа признал это оружие бесчеловечным и наложил на него запрет, не позволяя использовать против христиан. Но я привык к арбалету еще в Святой земле, где никто не возбранял пользоваться им против язычников-мусульман. Ну а в Европе арбалеты после папского запрета стали только более популярны. Стоили дорого, и иметь арбалет считалось шиком. Поэтому мой арбалет мог как пугать моего провожатого, так и будить его алчность. Я уже не говорю, какие мысли могли возникнуть у него при взгляде на такого красавца, как Моро.

И это все при том, что проводник не может не замечать, как я слаб. Меня качает и трясет, я кутаюсь в накидку и в то же время обливаюсь потом. Но пока я еще держусь в своем седле с высокими на арабский манер луками, а Моро послушно идет, повинуясь только движениям корпуса и колен.

Временами я погружался в видения, подобные снам наяву. Оттого и не заметил, как село солнце и в сумраке начал сгущаться туман. Порой вдали мелькали едва различимые огоньки селений. Мы двигались по гати, почти полностью скрытой под поверхностью воды, и я дивился, как это мой провожатый находит дорогу.

— Что-то вы совсем расхворались, сэр, — долетел до меня сквозь гул в голове его голос.

— Со мной все в порядке, приятель. Жарковато только.

Он хмуро поглядывал на меня из-под косм, кутаясь в шкуру от ночной сырости. Уже совсем стемнело. Где-то протяжно кричала сова. Чавкала жижа под копытами, шелестел тростник. Мой проводник сквозь пелену тумана казался призраком, но этот призрак по-прежнему уверенно продвигался вперед.

В какой-то миг я словно бы отключился. Пришел в себя и… стал петь вполголоса — одну из песенок, что распевали крестоносцы, переложив на свой лад стихи арабского поэта:

Забавно петь, когда задыхаешься и трясешься, а голова будто отваливается назад в головокружении. И все же я заорал:

— Ради Пречистой Девы, сэр!.. — прервал меня испуганный возглас проводника. — Замолчите! Неровен час, всполошите души утопленников. Или феи сбегутся на ваш голос и заведут нас в трясину…

— Да ты никак оробел, парень? Неужто в округе нет ни единой христианской обители и попы до сих пор не разогнали всю эту болотную нечисть?

— Мы в фэнах, — буркнул на это провожатый.

— Тогда, парень, тебе стоит бояться лишь одного: чтобы ты не совершил глупость и я не обозлился на тебя.

Пожалуй, я сам побаивался, потому так и хорохорился. Ведь я слаб как дитя, вокруг ни души, а у этого лохматого вполне могла возникнуть шальная мысль убить и ограбить занедужившего путника. Знал бы этот дуралей вдобавок, какая награда назначена за голову человека, которого Генрих Боклерк объявил своим врагом!

Понятия не имею, как долго мы ехали. Я промерз до костей, мои зубы стучали. Поводья выпали из моих рук, и Моро, почувствовав это, сам шел за проводником, сердито пофыркивая, когда оступался с гати. Время от времени проводник оборачивался и начинал уверять меня, что вот-вот покажется какой-то монастырский приют, где мне окажут помощь.

Наконец я почувствовал, что мы остановились и проводник помогает мне спешиться. Я мутно огляделся — никакого приюта не было и в помине.

— Убери руки!.. — пробормотал я. — Что ты лапаешь меня, как девку?

Я стоял перед ним шатаясь, а потом рухнул, когда он грубо меня толкнул. Я нашарил нож у пояса и, когда он склонился, сделал резкий выпад. Это мне казалось, что резкий. А вот лохматый парень с легкостью выбил оружие у меня из рук и продолжал свое дело.

Еще один нож находился у меня за поясом сзади, другой — за голенищем сапога. Но сил, чтобы воспользоваться ими, у меня уже не было. Я неподвижно лежал, глядя, как проводник обшаривает меня и срезает кошелек, который я позаимствовал у старшего из купцов. Завладев им, фэнлендец с удовольствием подкинул на руке увесистый мешочек. Но мне не было жаль этих денег. В этот момент я ничего не испытывал, кроме полного безразличия. Меня даже не интересовало, как он меня убьет.

Но он оставил мне жизнь.

— Пусть тебя утащат болотные твари, сэр бродяга. Подыхай от своей трясучки, а на мне греха не будет. Но лошадь твою я прихвачу. Уж на рынке в Ризинге мне за нее фунтов двадцать дадут, не меньше.

Этот деревенский дурень трусил, если принялся рассуждать сам с собой. И наверняка он понятия не имел, что такое двадцать фунтов, тем более что такой конь стоит втрое дороже. А главное — он жестоко ошибался, полагая, что Моро позволит себя увести.

Когда же этот грабитель сунулся к моему скакуну, Моро попятился, фыркая и не давая взять себя за повод. При этом он прижал уши и оскалился, всем своим видом показывая, что не доверяет незнакомцу. Но лохматый житель фэнов все еще на что-то надеялся, бормотал ласковые слова, причмокивал.

Я не видел, что произошло дальше — мой проводник внезапно заорал не своим голосом и стал сыпать бранью, а Моро заржал, и его ржание походило на хохот. За этим последовали топот, плеск воды и новая ругань.

На этом я провалился в забытье, зная, что Моро сумеет постоять за нас обоих.