– Желание!
У Энрике пересохло во рту.
– Какое? – прошептал он.
– Оно не изменилось.
Его сердце билось так сильно, как будто он без остановки пробежал большое расстояние. Со времен юности у Энрике было немало женщин; он не помнил почти никого, разве что только Паолу Альманса, да и та история, если судить по предыдущему опыту, вскоре превратится в досадное недоразумение.
Ему казалось, что Мария старается вытащить из глубины его души нечто тщательно оберегаемое и ранимое. Предлагая ему себя, она словно возлагала на алтарь жертву, и Энрике не был уверен, что достоин такой чести, равно как не желал нести ответственность за происшедшее.
– Нет никакого позора в том, чтобы обнажить свою душу, – промолвила девушка, будто читая его мысли, и сердце Энрике рванулось ей навстречу, а голова перестала что-либо соображать.
В его душе поднялась нежность, которая поразила его самого, он шептал слова, каких, казалось, раньше не знал. Энрике никогда не думал, что сможет познать такое бурное, непостижимое удовольствие: его словно окунули в горячий мед или искупали в пьянящем вине. Однако самая потрясающая новизна заключалась в том, что едва ли не впервые в жизни больше всего его заботило то, что чувствует девушка. Ее тело было податливым и мягким и вместе с тем упругим и сильным, как морские волны, оно покорялось ему и покоряло его.
Мария, как и Паола Альманса, была очень красива. Но если в Паоле он ощущал внутреннее сопротивление, будто насильно вытаскивал ее из мира, который она не желала покидать, то Мария предложила себя сама: она пришла к нему в образе земной девушки, превратившейся в соблазнительную пери, она ни о чем не думала и ни о чем не жалела.
В эту безумную, единственную в своем роде ночь в душе Энрике впервые в жизни родилось щемящее желание лелеять, оберегать, защищать. Засыпая, он крепко прижал к себе девушку и подумал, что никуда ее не отошлет. Он увезет ее в Мадрид и позаботится о ней. Он еще не знал, как осуществить это намерение и чего это будет стоить ему, но был твердо уверен в принятом им решении. Счастье приходит не для того, чтобы его упускать, а настоящая любовь несовместима с потерей.
Когда Энрике проснулся, Марии рядом не было. На том краю постели, где должно было находиться ее тело, лежал полупрозрачный, розовый, как заря, платок.
Молодой человек наспех оделся, выскочил на улицу и побежал по лагерю, пытаясь догнать Марию, узнать, куда она подевалась. Никто ничего не видел и не слышал. Девушка исчезла, просочилась сквозь ограждения и охрану, будто песок сквозь пальцы.
Энрике вернулся в палатку и поднял платок на ладони. Тот печально звенел монетками и казался почти невесомым. В груди молодого человека зрело рыдание. В голове и сердце рождались слова, которые он не успел или не сумел произнести. Энрике понял, что бесславно проиграл, и не только в шахматы. Он впервые забыл об условностях, но жизнь поставила его на место, сказав: «Оставайся тем, кем ты был всегда».
Долгие годы он упивался мыслями о своем богатстве, знатности и силе – и все лишь для того, чтобы однажды с досадой и горечью проснуться в пустой постели.
Подумав об этом, Энрике понял, что Мария отблагодарила и одновременно наказала его, но именно так, как хотела она.
Глава IV
Когда Паола вернулась из нежданной поездки, Армандо слегка пожурил ее и тут же простил. И ни разу не пожалел об этом, потому что путешествие явно пошло ей на пользу.
Возвращаясь со службы, он неизменно заставал девушку дома. Паола смеялась и напевала, угощала его блюдами собственного приготовления, уединялась с ним по вечерам и читала ему вслух, после чего они с интересом обсуждали прочитанное. По-видимому, ее увлечение дворянином носило мимолетный характер, прежние привязанности оказались куда сильнее.
Паола вновь занялась выращиванием цветов и полезных растений и часто беседовала с Николасом, который по вечерам без устали вскапывал ее грядки и клумбы. Инквизитор никогда не видел, чтобы общение с этим парнем вредило девушке, и потому не потрудился проследить за ними и послушать, о чем они говорят.
Однажды, когда вечером было особенно душно, сидящий в кабинете Армандо внезапно почувствовал, как его затягивает в водоворот сердечной боли. Задыхаясь, он расстегнул одежду и с содроганием ждал, когда приступ пройдет.
Такое повторялось все чаще, и инквизитор подумал о том, что напрасно оттягивает разговор с Паолой. Он должен рассказать девушке о том, какую сумму сумел скопить за эти годы и к кому ей следует обратиться, когда его не станет.
Армандо было неприятно думать о том, что после его смерти деньги могут открыть Паоле путь в новую жизнь и, возможно, она слишком быстро его позабудет. Сумма была весьма велика, кроме того, Армандо сдал на хранение доверенному лицу не только деньги, но и многочисленные золотые украшения, которые инквизиторы отбирали у своих жертв и делили между собой.
Измученный приступом Армандо двигался медленно, болезненно морщась, словно пробирался сквозь крапиву. Паола редко ложилась рано; вероятнее всего, она еще читает при свете масляной лампы.
Осторожно отодвинув тяжелую портьеру, которая загораживала вход, инквизитор замер от неожиданности и ужаса. Паола в одной белоснежной сорочке, обнажавшей божественно прекрасные плечи, стояла возле кровати, а рядом с ней находился… мужчина. Он обнимал девушку, и они целовались.
Армандо пронзила боль, куда более сильная, чем при сердечном приступе. То была боль смертельно раненной души.
Паола тайком принимает в своей спальне кавалера! Неужели Энрике Вальдеса?! Нет, это был не он. Да и едва ли Энрике сумел бы проникнуть в комнату девушки незамеченным. Армандо знал, что Химена с ее всевидящим оком охраняет дом не хуже сторожевой собаки.
Несмотря на свою неопытность в любовных делах, инквизитор видел, что парочка обнимается и целуется далеко не впервые. А после они, вероятно, лягут в постель.
Каштановые волосы Паолы в свете масляной лампы сияли золотом, а волосы мужчины – тем блеском, каким обычно отливает на солнце вороново крыло. Внезапно мужчина повернулся, и Армандо узнал Николаса.
Инквизитор зашипел от негодования и ненависти. Он бросился бы на юношу с кулаками, если бы был уверен в том, что не получит сдачи.
– Паола! – из последних сил прохрипел он, хватаясь за сердце. – Немедленно ступай ко мне! А после, – он попытался пронзить Николаса взглядом, – зайдешь ты!
Армандо очнулся на диване в своем кабинете. Рядом сидела Паола, безупречно одетая и причесанная. Она держала в руках чашку с водой и пыталась его напоить, а в ее прекрасных чистых глазах не было ни тени смущения или стыда.
– Как ты могла… с ним! – прошептал инквизитор, ощущая, как лоб, конечности, все тело омывают струи смертоносного холода, ибо свершившееся казалось непоправимым.
– Успокойтесь, отец, ничего страшного не произошло. Я должна была сказать вам раньше, но не решалась это сделать. Мы с Николасом обвенчались во время нашего путешествия. В церковной книге прихода городка Исла-Кристина есть запись о нашем браке.