Но было уже поздно. Если убийца и оставил какие-то следы на ковровом покрытии, то их старательно затоптали. Все были так перепуганы, что никто не думал о такой ерунде. Все стремились выяснить, что же случилось с Седышевой.
– Что с ней?
– Что случилось?
– Она жива?
– Уходите! – спохватился Клим. – Не стойте тут!
С таким же успехом он мог бы взывать к каменным колоннам или к оливковой роще. Никто и не подумал уйти. Наоборот, господин Еремин протянул руку, явно намереваясь пощупать пульс у Седышевой. И пощупал прежде, чем Клим успел ему в помешать. Седышева от легкого толчка тут же начала сползать на пол. И Клим с господином Ереминым осторожно опустили ее тяжелое тело на ковер.
– Пульса нет! – прошептал господин Еремин, подняв на остальных испуганные глаза. – Она мертва!
Ниточка взвизгнула и начала падать в обморок. Ее мгновенно облапил за подмышки Миша. При этом его руки удивительно четко пришлись на два полукружия, выступающие у Ниточки под легким топиком. И Ниточка тут же пришла в себя. Причем на смену страху пришло возмущение.
– Это безобразие! – воскликнула она, отпихнув от себя Мишу. – Это что же такое получается? Уже второй труп в нашем отеле! А еще пять звезд! Свинство!
Она продолжала возмущаться и дальше. Но Ниточку никто особенно не слушал.
– Что с ней?
– Ее задушили?
– Так же, как и Мару?
– Следы похожи?
Клим кивнул.
– След на шее от удавки очень похож на тот, что был у Мары. С той лишь разницей, что крови меньше.
Тата, подошедшая в этот момент поближе и расслышавшая слова Клима, вздрогнула так сильно, что ударилась головой о спортивный снаряд.
– Ох! – скривилась она от боли, но тут же спохватилась и воскликнула: – Обыщите тут все!
– Что?
– Обыщите! Уверена, он тут!
– Кто?
– Убийца! Обыщите! Он тут!
– С чего ты взяла?
– Седышева вошла в зал буквально за несколько минут до меня, – торопливо говорила Тата. – Убийца, кем бы он ни был, не смог бы задушить ее и удрать. Он где-то тут! В зале! На худой конец – в центре!
Клим покачал головой.
– Тут никого нет. Тут пусто!
– Он тут! Наверное, спрятался за одной из дверей!
Клим обошел по очереди все раздевалки и даже заглянул в кладовку, где хранились запчасти от тренажеров. Все остальные с трепетом ждали, что он скажет.
– Пусто! – объявил он. – Никого тут нет!
– Я что-то пропустила? – раздался звонкий голос.
Все обернулись и увидели стоящую в дверях Синтию.
– Я что-то пропустила? – повторила она свой вопрос. – По какому случаю собрание?
Клим молча посторонился. И Синтия увидела лежащую на полу Седышеву. Несколько быстрых шагов и Синтия уже возле тела Седышевой.
– Задушена! Так же, как и Мара! Ой, Климушка! Ой, что же это делается?!
Пока Синтия причитала над телом Седышевой, Кира с Лесей обменялись понимающими взглядами. Тата уверяла, что убийца Седышевой должен был быть где-то поблизости. Он не мог уйти далеко. А подруги своими собственными глазами видели, как Синтия спускается вниз со стены, цепляясь за виноградные побеги.
Синтия и есть жестокая убийца? Не может этого быть!
Правда, стена, по которой спускалась Синтия, находилась совсем с другой стороны здания, нежели тренажерный зал. Чтобы добраться до нее, Синтии нужно было бы пересечь весь комплекс из одного конца в другой. Будь она убийцей, только что прикончившей свою жертву, стала бы она так делать? Или предпочла бы спрятаться где-нибудь в укромном уголке? Ведь обыскивать весь центр никто бы не стал. Во всяком случае до приезда полиции точно бы не стал.
Тем не менее поведение Синтии выглядело подозрительно. А при наличии свежего трупа становилось вдвойне подозрительным. Но пока что подруги не стали ничего предпринимать. Они просто отметили это обстоятельство про себя и стали слушать, что же предлагает им всем Клим.
Ничего оригинального он не предложил. Вызвать полицию они догадались бы и без него. И вскоре на территории отеля вновь возник инспектор Хусейн Аль-Асер.
– Что у нас тут? – деловито осведомился он, входя в помещение тренажерного зала.
Разумеется, в вопросе следователя не было никакой необходимости. Он и так отлично знал, что у них тут. Спросил просто для того, чтобы показать, кто нынче хозяин. Следователь долго стоял над трупом Седышевой, разглядывая ее то так, то этак. А потом сделал заключение:
– Весьма неприятная ситуация. Похоже, у вас в отеле орудует настоящий маньяк!
Стоило инспектору произнести это слово, как оно эхом отдалось под потолком тренажерного зала и разлетелось по всему зданию.
– Маньяк! – тревожно зазвенели оконные стекла.
– Маньяк! – застонали дверные петли.
– Среди людей орудует маньяк! – зашептали пальмы в саду. – Убивает женщин! Русских. Молодых и миловидных.
– Маньяк! – судорожно взвизгнула Ниточка, бросаясь в объятия любовника. – Милый! Уедем отсюда! Срочно! Немедленно! Тотчас!
Господи Еремин выглядел таким же растерянным, как и все остальные. Но инспектор покачал своей блестящей смуглой лысиной и твердо заявил:
– До окончания следствия никто из вас не сможет покинуть территорию отеля, а также территорию страны.
– Мы что, стали заложниками? Нас всех убьют! – снова заверещала Ниточка, но на этот раз любовник быстро заткнул ей рот.
– Замолчи! Инспектор делает свое дело.
– Но при чем тут я? При чем тут мы с тобой? Мы были далеко, когда в тренажерном зале орудовал этот ужасный тип!
– А кстати! – оживился инспектор. – Попрошу вас всех рассказать, кто и где был в это время.
– В какое именно?
Вопрос был задан инспектору. Но он переадресовал его Тате, вопросительно посмотрев на девушку.
– В половине девятого утра Седышева была еще жива, – сказала Тата. – Как раз в это время она вышла из душа, оделась и ушла. А в девять десять я уже входила в тренажерный зал, где и нашла... ее. Мертвой.
– Очень хорошо. Значит, нас интересует промежуток между половиной девятого и десятью минутами десятого. Всего сорок минут.
– Надо допросить официантов в ресторане, – предложила Тата. – Седышева ведь зашла туда позавтракать. А это еще лишние пятнадцать – двадцать минут.
– Отличная идея.
После разговора с официантом выяснилось, что Седышева просидела в ресторане совсем недолго. Но все же чашку кофе она выпила. И даже что-то пожевала. На все это было нужно время. Так что к тренажерному залу она могла добраться не раньше чем без десяти девять.