Политические и экономические структуры также обладают чертами сложных систем. Уильям Брайан Артур и другие современные неортодоксальные экономисты выходят далеко за рамки теории Адама Смита о “невидимой руке”, направляющей индивидов, стремящихся к максимизации прибыли, или критики Фридрихом фон Хайеком экономического планирования и управления спросом
[756]. По Артуру, сложная экономика характеризуется присутствием обособленных агентов, отсутствием централизованного управления, многоуровневой организацией, непрерывной адаптацией, постоянным возникновением рыночных ниш и отсутствием общего равновесия. Вопреки основному предсказанию классической политэкономии, что конкуренция ведет к убыванию доходности, в сложной экономике вполне возможна возрастающая доходность. С этой точки зрения Кремниевая долина, да и интернет, являются экономическими сложными системами. Становится возможным объяснить и финансовый кризис. По мнению Нассима Николаса Талеба, к весне 2007 года мировая экономика стала напоминать перегруженную электросеть. Сравнительно небольшого “скачка напряжения” – краха американского рынка субстандартного ипотечного кредитования – оказалось достаточно для финансового “блэкаута”, который некоторое время угрожал вызвать коллапс международной торговли
[757]. Ученые из Института Санта-Фе сейчас выясняют, как такие идеи могут быть применены к другим аспектам коллективной человеческой деятельности, в том числе к метаистории
[758].
Это не такая уж заумь, как кажется. Войны имеют еще менее нормальное распределение, чем финансовые кризисы. Физик и метеоролог Льюис Ф. Ричардсон
[759] сгруппировал “смертельные споры” (от убийств до мировых войн) в зависимости от их величины, находя десятичный логарифм от общего количества смертей. Теракт, унесший жизни 100 человек, является конфликтом величины 2, а война с 1 миллионом жертв – конфликтом величины 6. (Война величины 6 ± 0,5 означает гибель 316 228–316 2278 человек.) В период 1815–1945 годов Ричардсон выделил более 300 конфликтов величины 2,5 и выше (то есть повлекшие гибель более 300 человек). Из них в двух войнах величины 7 (мировых) погибло не менее 36 миллионов человек (60 % общего числа жертв), без учета жертв голода или болезней, связанных с войной, а в миллионах убийств величины 0 (1, 2 или 3 жертвы) – 9,7 миллиона (16 %). Эти данные на первый взгляд случайны, однако и они подчиняются степенному закону
[760].
Если возникновение военных конфликтов предсказуемо в той же мере, что и возникновение лесных пожаров, то следствия для любой теории роста и падения цивилизаций огромны, учитывая, насколько большую роль играют войны в подъеме и в упадке сложных социальных организаций. А цивилизация, как мы указывали, – очень сложная система. И, какой бы ни была центральная власть, на практике цивилизация являет собой адаптивную сеть динамических связей – экономических, социальных и политических. Неудивительно, что цивилизации демонстрируют многие из признаков природных сложных систем, в том числе тенденцию к внезапному переходу от устойчивости к неустойчивости.
Западная цивилизация в первом своем воплощении – Римской империи – не пришла в упадок постепенно, а рухнула в начале v века в течение жизни одного поколения, опрокинутая варварами. Относительно быстрый крах стал лейтмотивом этой книги. В 1530 году инки были хозяевами всего, что они видели из высокогорных городов в Андах, и все же менее чем за десятилетие пришельцы с лошадьми, порохом и смертельными инфекциями разгромили их империю. Государство Мин в середине xvii века тоже ждал скоропостижный конец, и вновь переход от равновесия к анархии занял чуть больше 10 лет. Монархия Бурбонов с поразительной быстротой прошла путь от триумфа к террору. Выступление французов на стороне восставших колонистов в Северной Америке в 70-х годах xviii века казалось хорошей идеей, однако этот шаг привел государственные финансы в полнейшее расстройство. Созыв Генеральных штатов в мае 1789 года вызвал цепную реакцию, и уже четыре года спустя король лишился головы на гильотине (изобретенной в 1791 году). В 1908 году, когда младотурки пришли к власти в Османской империи, еще казалось, что ее можно реформировать. Она прекратила существование в 1922 году, когда последний султан покинул Стамбул на борту английского военного корабля. Территория Японской империи достигла максимума в 1942 году, после Перл-Харбора, а уже в 1945 году ее не стало.
Солнце внезапно зашло и над Британской империей. Еще в феврале 1945 года в Ялте премьер-министр Уинстон Черчилль вместе с президентом США Франклином Д. Рузвельтом и советским лидером Иосифом Сталиным распоряжался судьбами мира. Едва закончилась война, Черчилль лишился своего поста. Через десятилетие Великобритания признала независимость Бирмы, Ганы, Египта, Индии, Израиля, Иордании, Малайи, Пакистана, Цейлона и Судана. Суэцкий кризис (1956) показал, что Великобритания не может игнорировать на Ближнем Востоке мнение США. Это означало конец империи. Хотя “ветер перемен” Гарольда Макмиллана лишь в 60-х годах смел остатки колониализма восточнее Суэца и южнее Сахары, эпоха английской гегемонии закончилась вскоре после победы над Германией и Японией.
Последний известный пример стремительного заката – конечно, крах СССР. Сейчас историкам очевидна гниль в советской державе эпохи Брежнева и позднее. Согласно недавнему исследованию, лишь высокие цены на нефть в 70-х годах “предотвратили Армагеддон”
[761]. Но тогда признаки упадка не были очевидны. В марте 1985 года, когда Михаил Горбачев занял пост генерального секретаря ЦК КПСС, ЦРУ пришло к выводу (ошибочному), что советские экономические показатели меньше американских примерно на 40 %. Советский ядерный арсенал был больше американского. И правительства стран от Вьетнама до Никарагуа, которые называли тогда “третьим миром”, симпатизировали Советам к тому моменту почти 20 лет. Однако менее 5 лет спустя после того, как Горбачев пришел к власти, распалась советская империя в Центральной и Восточной Европе, а затем, в 1991 году, и сам СССР. Если когда-либо империя рушилась, не испытав перед этим долгого упадка, то это империя, основанная Лениным.
Если цивилизации – в самом деле сложные системы, рано или поздно внезапно дающие сбой, а не размеренно идущие от Аркадии к Армагеддону, какой вывод мы можем извлечь? Во-первых, следует помнить, как Запад пришел к господству над миром.