История Японии - читать онлайн книгу. Автор: Эльдар Дейноров cтр.№ 48

Это стихотворение (как и процитированные предсмертные строки принца Аримы) приводится в работе Ливана Морриса, который отмечает, что глагол «видеть» вполне соответствует библейскому «познать»…

После смерти императора Наканоэ и Хасихито жили как муж с женой, хотя это и могло вызывать некоторую неприязнь придворных. Впрочем, еще большее недовольство было у тех, кто оказался разочарован в реформах. Вероятно, поэтому Наканоэ пришлось проявлять осторожность и не слишком торопиться с восшествием на престол.

В таком случае казненный принц Арима, перед которым развертывалась столь невиданная картина, может показаться несостоявшимся японским Гамлетом, который так и не смог исполнить задуманное — свергнуть Наканоэ и наказать согрешившую Хасихито. Не забудем — принц приходился императору Котоку сыном. Он мог искренне переживать смерть отца, которого фактически свели в могилу.

Конечно, тогдашняя аристократия воспринимала близкородственные браки, как нечто допустимое, но — лишь в тех случаях, если супруги приходились братом и сестрой по отцу. В случае с Наканоэ и Хасихито они брат и сестра по матери. И это — уже серьезное препятствие. Нечто подобное было в случае с сыном императора Инге, и дело кончилось ссылкой.

Был ли Наканоэ на стороне зла, а юный и погибший из-за своих намерений принц Арима — воплощением сил добра? Можно посмотреть на это и так. Но повторю лишь одно: судить прошлые эпохи даже в истории собственной страны по сегодняшним меркам — занятие, мягко говоря, весьма неблагодарное и бесперспективное. А уж если речь идет о народе, во многом (пусть не во всем) отличном от нас — и подавно. Конечно, это не касается откровенных патологических личностей на троне, например, Бурэцу. — с ними все более чем ясно. В остальных же случаях лучше просто сказать: да, было еще и такое. И перейти к следующей эпохе.

Но, пока столица переезжает в Нару (туда же, вероятно, отправились, вслед за многочисленными придворными и чиновниками, крысы, которые отлично знали, где можно хорошо поживиться), посмотрим, какие памятники оставил минувший период Асука.

От предыдущих эпох до нас дошло слишком немного произведений искусства. В основном, они связаны с похоронными обрядами, бытовавшими тогда у японцев. Но VI–VII вв. стали временем расцвета скульптуры.

Это непосредственно связано со вступлением Японии в новую полосу развития, с первым «большим прыжком» — от рабовладения и остающихся пережитков первобытнообщинного строя к феодализму, от племенного язычества — к его синтезу с буддизмом и конфуцианством.

Совершенствовались не только законы, улучшалась и технология поливного рисоводства, ирригации, развивались ремесла. Усилились мирные контакты с континентом (хотя без военных столкновений не обошлось), «китайская наука» стала настоящей революцией для Японии. Отставание от континентальных стран преодолевалось быстрыми темпами.

Таков период Асука, таковы и предпосылки для развития искусства. Буддизм и конфуцианство сыграли огромную роль в творчестве средневековых скульпторов Японии.

Начнем хотя бы с изменения похоронных обрядов. Теперь трупы не хоронили, а кремировали. Поэтому скульптуры-ханива, столь характерные для прошлого периода, отошли в небытие. (Как оказалось уже в начале XX века — не навсегда). Зато оказались востребованными скульптуры, предназначенные не для мертвых, а для живых.

Буддизм, пришедший с континента, уже давно имел не только развитый канон, но и изобразительную традицию. Вначале буддийские скульптуры прибывали с материка вместе с монахами и ремесленниками. Нужно отметить — скульпторы-эмигранты могли принадлежать к совершенно различным творческим школам. Поэтому и скульптура периода Асука поражает многообразием стилей и направлений. Но уже к концу эпохи появилось не завозное, а местное своеобразие: как и все, что связано с «китайской наукой», скульптура была быстро «японизирована». Культура островов быстро освоила то, что оказалось в ее распоряжении.

Помогло и то, что буддизм северной ветви гораздо лучше сочетается с многобожием. И синтоистский культ не только не отмер, но и получил толчок к развитию философских представлений, более усложненному пониманию.

Развитие средневековой храмовой архитектуры пришлось на время деятельности регента Умаядо. Естественно, первыми архитекторами стали не японцы, а эмигранты с материка. Требовалось особое эмоциональное воздействие на будущих прихожан, и с этой задачей буддийская архитектура вполне справилась. Невиданные пагоды и монастыри, статуи будд и бодисатв — все это не могло не повлиять на сознание японцев, которые до сих пор знали только весьма скромные синтоистские храмы.

К концу VII в. монастырей было уже более полутысячи. Часто их возводили на пересечении торговых путей, именно вокруг них станут формироваться будущие города. Буддийские монастыри становились центрами средневековых наук и искусств. Нечто похожее происходило и в Европе после крушения Римской империи.

Когда мы говорим «дворец», имея в виду жилище правителя Японии добуддийской эпохи, то нужно четко представлять: собственно, никакой это не дворец, а жилище вождя — самое большое в поселении, но все же весьма скромное. Теперь и дворцы стали видоизменяться. Но главное архитектурное достижение периода Асука — это все же храмы.

Конечно, монахи должны сильно себя ограничивать. Но не забудем: сангха, монастырская община — это одно из Трех Сокровищ буддизма. Поэтому пагоды и монастыри просто обязаны выглядеть торжественно и празднично (по крайней мере, по сравнению с храмами синто). Такой монастырь виден издалека. Шпили на пагодах, многоярусные изогнутые крыши, богатый орнамент на фасаде зданий — для привлечения внимания служило все. Все здание в целом должно было подчеркнуть величия вселенной, красоты мира. Незнакомые простым людям символы и образы поражали воображение.

Изменилось и назначение самих зданий. Согласно синто, в здании обитает бог-ками, которому желательно скрываться от посторонних взглядов. А вот буддийский храм — это место, где проходят торжественные церемонии с участием и монахов, и прихожан. А поэтому волей-неволей пришлось заниматься и строительством, и, как сказали бы сейчас, инфраструктурой то есть, расширять дороги, осваивать площадь, прилегающую к монастырю.

А внутреннее пространство храмов заполнилось росписями и статуями. Хотя некоторая сакральность божеств, их скрытость от мирского взгляда все же осталась. Во внутреннее помещение могли входить лишь монахи, а сами статуи отливали металлическим блеском из полутьмы.

Скульптуры алтаря — это средоточие буддийского искусства и основная святыня. Бронзовые статуи будд и бодисатв выглядели притягательно и загадочно. А их расположение подчеркивало представления о законах мироздания, о планетах и стихиях. Иерархия высших существ может рассказать многое даже о структуре тогдашнего общества. Но все это нельзя считать чисто японским. Буддийский пантеон и буддийская иконография — плод творчества многих народов Востока. Эта мировая религия впитала в себя древнейшие индоевропейские и китайские мифы. И теперь во всем своем своеобразии она прижилась в Японии.