История Японии - читать онлайн книгу. Автор: Эльдар Дейноров cтр.№ 160

Нужно отметить: в русско-японской войне погибли два сына генерала Ноги. Это характерно не только для Японии. Посылать сыновей в «горячие точки» в те времена не стеснялись полководцы во многих странах мира. Это сейчас можно требовать с парламентской трибуны войны до победного конца, не стесняясь заранее списать жизни сотен и тысяч солдат — а нагуливающий жирок и не нюхавший пороха сын может спокойно позировать для папарацци под ручку со «светскими львицами»…

Война произвела сдвиги в политике (теперь Россия, наконец, отказывалась от самодержавия в пользу парламентской монархии). Поменялась карта мира (независимая Корея вскоре исчезла с них). Но вот с комплексом национальной неполноценности японцев (который нам из сегодняшнего времени кажется совершенно излишним) она ничего не смогла поделать. У Японии был «японский Боккаччо» — Сайкаку Ихара, «японский Шекспир» — Тикамацу, горные хребты назвали «японскими Альпами», реку Кисо — «японским Рейном»… Как-то несерьезно это звучало.

Никто в годы после окончания русско-японской войны не смог бы представить, что вскоре Япония окажется в одной союзнической коалиции с Россией (хотя Портсмутский договор и начинался словами: «Мир и дружба пребудут отныне между их величествами императором всероссийским и императором Японии…») Но военный союз состоялся. Правда, «дружба» с Россией здесь ни при чем — куда серьезнее оказалась дружба с Британией (ну, а уж у той приоритеты менялись быстро) и желание отхватить куски германских колоний. Ведь Германия не зря говорила о «желтой опасности»: в некотором смысле она тоже была соседкой Японии, как и Россия. Ее владения простирались на тысячи миль в Тихом океане, и не беда, что это небольшие и совершенно неразвитые острова. Получив их и вступив в войну в 1941 г., Япония доказала, сколь полезны они могут быть.

Заканчивался исторический период, когда каждый год можно было считать за десятилетие. Япония прошла путь от закрытого медвежьего уголка мира до мировой державы. И проблемы у нее появлялись такие же, как и у прочих мировых держав. Например, рабочее движение. В феврале 1907 г. восстали горняки на медной шахте. Мало того, что зарплата у них была низкой, но и сама ситуация в местности Асио определялась, как экологическая катастрофа (пусть этот термин и изобрели позже).

Восстание подавила армия, но вопрос никуда не исчез: как известно, пулями голодных не кормят…

Имелись и собственные проблемы, которые пришлось решать. Например, восстановить в правах буддистов. Только теперь это произошло: император поблагодарил буддийских монахов за духовную поддержку японских солдат.

А вот пострадали после войны, хотя это и звучит странно, синтоистские боги. Мало того, их просто-напросто безвинно репрессировали. Конечно, не главных, а второстепенных ками, которым поклонялся простои народ. Слишком много оказалось в стране всевозможных святилищ, слишком плохо они поддавались учеты и контролю. А ведь известно, что тоталитарные государства тяготеют к укрупнению.

Вот главную религию страны и «укрупнили» — в каждой деревне и в каждом районе должен быть один храм. Полностью подконтрольный.

И ками, а точнее, паланкины с ковчежцами, перевезли. При этом мнение самих божеств чиновники не спрашивали. Мнения крестьян, почитавших их столетиями — тоже.

Чуть позже изменился и порядок приветствия живых богов синто. Так, на вокзале за десять шагов до приближения императорского вагона учащимся, стоящим в положении «смирно», следовало кланяться, при этом угол наклона должен был составлять около 30 градусов. Предписывалась тишина, петь государственный гимн при встрече теперь было нельзя.

В отношении христианства гонений не было, но и христианской страной Япония не стала. Рассуждения были типичны для язычников: если японцы сумели победить христианскую страну, значит, христианский бог слабее богов спито. Тем не менее, православная община с японскими священниками сохранилась и до нашего времени.

Реально обидев крестьян, бюрократия в то же время положила немало труда на то, чтобы возвеличить «образ простого сельского труженика». Идеологи «почвенников» говорили о развращенности, холодности, бездушии и алчности горожан. И о добрых, трудолюбивых, скромных и неиспорченных крестьянах. (А им бы родного ками вернуть, а там — говорите, что хотите!..)

Деревенские парни меньше рассуждают, они послушны командирам, попав в армию. А значит, да здравствует родная деревня! Появилась даже теория «ногёдо» — «путь крестьянина» (в дополнение к бусидо).

Такое тоже свойственно тоталитарным режимам, их идеологи нутром понимают, что именно города были и будут оплотом свободы. И, раз уж города нельзя ликвидировать (хотя, как минимум, в одном тоталитарном государстве в конце XX в. это проделали — я имею в виду Камбоджу, но там «эксперимент» оказался не только особо кровавым, но и особо провальным), то, но крайней мере, стоит их принизить.

Появились «образцовые деревни» и передовики сельского хозяйства, которых награждал престолонаследник в ходе своих поездок по стране.

Еще одна черта, характерная для тоталитаризма — это атака на секс и на чувство любви между мужчиной и женщиной. (Не от этой ли противоестественности им отведен столь малый срок жизни, этим волнам несвободного прошлого, захлестывающим время от времени страны, освобождающие личность? Насколько мне известно, одна лишь Куба отказалась от этого, но и режим Кастро вряд ли можно счесть тоталитарным). Государство, которое держит своих подданных (граждан в нем нет) под контролем, обязательно постарается засунуть свой нос в замочную скважину — естественно, под «благородным» предлогом защиты нравственности и охраны семьи. Теперь гравюры «с клубничкой» приобрести было сложно. «Любовь и отчаяние с легкостью сопутствуют друг другу… Люди чувствительные безвольны… они безо всяких на то оснований утверждают, что любовь — свята, с жаром говорят про звезды и фиалки. [Заметим — сакуру не помянули. — Э.Д.] …Взаимная привязанность супругов не может именоваться «любовью», «любовь» — это то, что происходит с мужчиной и женщиной вне брака, она не имеет никакого отношения к святости, а есть разновидность психического расстройства…» Эти милые высказывания, которые цитирует А.Н. Мещеряков в своей работе, взяты из японского журнала «Мир женщины» за 1908 г. В них есть доля правды, если говорить о слишком сильной эмоциональности. Но они очень напоминают идеи времен «культурной революции» в Китае. Нынешним сторонникам «интеллократии», «государства разума», которые повторяют подобные вещи едва ли не слово в слово, следовало бы помнить такую малоприятную аналогию. Здесь они — далеко не первооткрыватели.