Ностальгия - это память - читать онлайн книгу. Автор: Алла Демидова cтр.№ 82

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Ностальгия - это память | Автор книги - Алла Демидова

Cтраница 82
читать онлайн книги бесплатно

Теодор Терзопулос говорил нам: «Открывается занавес, вы все на сцене. Нет ни звука, ни времени, ни богов. Об этом говорит Корифей. Перед взорами зрителей 700 ритуальных ножей и балетный „Лебедь“, который ожидает, что его принесут в жертву».

Носферату – вампир. Но наша история о глобальном вампиризме.

«Вампирами друг для друга могут выступать даже самые близкие люди, – говорил Теодор. – Например, моя бабушка, человек с ангельским лицом, и та чувствовала, когда можно показать зубы. Что делать, такова природа человека. Даже по отношению к самому себе человек может быть вампиром. Когда он разрушает себя. И здесь начинается трагедия. Потому что принципиальное отличие трагедии от драмы в том, что в трагедии конфликт всегда пролегает на территории души, в то время как в драме герой борется с внешними обстоятельствами».

Я видела, как Теодор быстро, профессионально репетировал с хором, балетом, с нами – солистами.

«Музыка и текст ведут нас в ночь человеческого подсознания. В каждом из нас есть и Прометей, дарующий свет, и Носферату, господин тьмы, – говорил Теодор. – И надо признать в себе обоих».


Вышла книжка Терзопулоса «Возвращение Диониса»; она переведена на русский язык. Переводчик не знал современные театральные термины, и первый вариант перевода был ужасен. Нашли другого переводчика, мне пришлось ему много объяснять о терминах Терзопулоса. Я написала предисловие к этой книжке.

Помните у Пушкина: «…Душа стесняется лирическим волненьем, трепещет и звучит…»? Без этой вибрации лучше не сцену не выходить. Но как этим управлять? Как вызвать эту вибрацию через технику? И возможно ли это?

«Психическая энергия», «концентрация – расслабление», «мысли – образы», «энергия слова», «энергия жеста» – все эти термины известны современному театру, о них часто можно слышать в интервью с режиссерами и актерами. Но что это на самом деле, а главное – как этого достичь, играя на сцене, – мало кто знает. Вернее – как этого достичь через технические упражнения, через «метод».

Теодор Терзопулос – один из немногих режиссеров современного мирового театра – проводит по этому методу мастер-классы и в своих спектаклях наглядно использует эту «психическую энергию» в воздействии на зрителей.

Спектакли в его постановке этому пример. Жанр трагедии – это воля, которая лишена возможности воплотиться в действие. В этом заключается конфликт. Актеры в странно застывших позах, через слово, а главное – через диафрагментное дыхание, передают нам образ спектакля. Со сцены идет мощный поток энергии, завораживающий, втягивающий тебя в действо. Я не знаю, какой внутренний орган зрителя воспринимает эту психическую энергию, идущую со сцены, но про себя я могу точно сказать, что чувствую свое абсолютное участие в той реальности, которую создает на сцене Терзопулос.

Энергетические центры актера надо развивать. И здесь нам на помощь приходит в данном случае метод Теодора Терзопулоса. Его книга, пожалуй, впервые на русском языке формулирует технические упражнения для выявления и развития энергетических центров актера. Без этого древнегреческую трагедию не сыграть. Ее нельзя перевести на обычные приемы психологического театра. И может быть, пройдя школу по выявлению психической энергии в мастер-классах Терзопулоса, русский театр наконец раскроет для себя великую тайну древних греческих трагедий.

Боб Уилсон

В Боба Уилсона я влюбилась до того, как про него узнала. Давно, в Польше, я увидела его спектакль «Эйнштейн на пляже». Поразили тогда яркость и чистота красок на сцене, архитектурное построение мизансцен и, главное, свет, которого я до той поры не видела на сцене. Потом, где-то в 75−76-м году, в Белграде на «Битефе» этот спектакль вместе с «Племенем Ик» Брука и нашим «Гамлетом» разделил 1-ю премию. В 90-х годах, когда мы с Терзопулосом объезжали все интересные театральные фестивали, я каждый раз наталкивалась на Боба Уилсона. Его спектакли были разные и по исполнению тоже. Я давно заметила, что чем ярче режиссерская идея и конструкция спектакля, тем профессиональнее актеры должны это все исполнять. Часто он работал с молодыми студийцами, и тогда все говорили, что жаль, Боб Уилсон на этот раз не в форме или что Боб Уилсон повторяется. Но когда он делал спектакли, что называется, с серьезными актерами, – получались шедевры.

На фестивалях, особенно в таких местах, где кроме этого фестивального пятачка пойти некуда, – как например в Шизуоке (на севере Японии) или в Дельфах – все клубятся в общей столовой или на бесконечных спектаклях и собеседованиях и когда одного и того же человека видишь на дню по сто раз, так вот – только не Уилсона. Если с ним встретишься в очереди к общей стойке столовой, он возьмет свой поднос и скроется неизвестно куда. Сколько раз Теодор Терзопулос расчищал для него место за нашим столом – бесполезно, Уилсон исчезал. Говорит он медленно, словно ему трудно или лень произносить слова. Говорят, что он был аутистом. Эта болезнь проявляется по-разному, у Боба Уилсона, к счастью для нас, она вылилась в театр.

После окончания Техасского университета, где он изучал архитектуру, Боб стал работать с умственно отсталыми и глухонемыми детьми. Он для них открыл театр «Ролевые игры». Уилсон работал с шизофрениками, парализованными, онкологическими и безнадежно больными детьми. Их страхи, фантазии, болезни он выявлял в сценических образах. На сцене появлялись жабы в человеческий рост, огромные трехметровые призраки, женщины с ужасными рыжими париками, падали звезды, не небе сияли месяцы и солнце, листва была нестерпимо зеленой, а небо ультрамариновым. В первом серьезном спектакле, о котором стала писать критика, огромный бык из папье-маше глотал солнце и потом внутри него появлялся свет – бык становился солнцем. Этот спектакль назывался «Взгляд глухонемого»: в нем был занят глухонемой мальчик-негр Раймонд Эндрюс, которого Уилсон спас в свое время и потом усыновил. Эндрюс играл в постановках Уилсона и после: в «Жизни и времени Иосифа Сталина», в «Эйнштейне на пляже» – последнюю я видела давно в Польше.

Уилсон шел к своему методу, видимо, интуитивно, используя в работе видения больных людей и превращая их в искусство. В красоту.

«Я часто не понимаю, что я сделал, до тех пор, пока не начинаю об этом говорить», – прочитала я где-то слова Боба Уилсона.

Но сами слова на сцене для Уилсона неважны. Монологи актеров превращаются в спрессованные блоки слов, смысл которых кроется в чем-то другом.

Он работал с профессиональными и знаменитыми актерами. Я, например, видела и Ютту Лампе в «Шаубюне» в его спектакле «Орландо», и Изабель Юппер в «Квартете», и Джесси Норманн и его знаменитый спектакль «Басни Лафонтена» в «Комеди Франсез», и «Сонеты Шекспира» с немцами, и наконец, у нас «Сказки Пушкина» в Театре Наций.

Мне тоже Боб Уилсон предложил работать вместе. Но – по порядку.

В конце 90-х годов, когда я уже не работала в Театре на Таганке, неожиданно позвонил Любимов и попросил еще раз сыграть во вновь восстановленном спектакле «Добрый человек из Сезуана». Я сказала: «Хорошо, но только один раз». Спектакль мы играли в день рождения театра 23 апреля 1999 года.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию