Ностальгия - это память - читать онлайн книгу. Автор: Алла Демидова cтр.№ 65

Для нас на Таганке никогда не существовало четвертой стены – иногда мы просто обращались к залу как к партнеру, а иногда пространство сцены увеличивали до задней стены зрительного зала. И, соответственно, я выхожу в своей роли и, обращаясь к Оле, говорю в сторону зала, имея в виду, что там продолжается Олина комната. И мне Оля – от себя – дает реплику: «А вы куда смотрите?» Я говорю: «На противоположную стену…» Так наши импровизации доходили до абсурда. Например, я играла гранд-даму в шляпе, а Оля играла бытово. Я выходила – Оля что-то делала у плиты и стучала ножом. Моя реплика – она стучит громче, она говорит – стучит тише. В общем, соревнование началось нехорошее. Или – упала газета, с которой я выхожу, и Оля – р-раз ее ногой под кровать, понимая, что я в своем образе не могу за ней полезть, а газета мне нужна, чтобы потом с ней играть… Но иногда мне это даже нравилось, это подхлестывало фантазию. У Оли был монолог на авансцене, а я сидела в глубине. Я ничего не делала, нет. Но я старалась – энергетически – так на себя обратить внимание, что как бы снимала напряжение с ее монолога.

…Первой не выдержала Настя. Она отказалась играть. «Прекрасное воскресенье…» сняли. Причем Эфрос этот спектакль не смотрел, но, видимо, ему на что-то жаловалась Оля, потому что перед каждым спектаклем он мне говорил: «Алла, поднимайте ритм!» А мне казалось, что ритм падал именно в Олиных сценах, потому что она эту роль решила играть очень бытово. Мне она всегда нравилась в ранних, завышенно-эмоциональных ролях, эта ее взнервленность была уникальна на русской сцене. Но с годами она, видимо, решила успокоиться и в этом спектакле играла очень бытово, снижая этим ритм. А Уильямса нельзя играть бытово, он, так же как и Чехов, за это мстит. Но тем не менее от Эфроса всегда доставалось мне. Я, конечно, ему не жаловалась, но наматывала себе на ус…

Перед премьерой он зашел к нам, он всегда заходил перед началом. Перед «Вишневым садом» – ко мне, перед этим спектаклем все чаще сидел у Оли. Тем не менее я, как и все, получила такое напутствие:

Приблизительно через год после прихода Эфроса на Таганку я подала заявление об уходе. Написала письмо Эфросу. Но потом он меня вызвал, поговорил, успокоил – он удивительно мог успокаивать.

Он был очень демократичен, с ним у меня не было этой дистанции: главный режиссер и подневольная актриса. (У меня перед Любимовым был комплекс ученичества.) Я вообще очень ценю редкое сочетание таланта с демократизмом в работе. Так это было с Тарковским, с Анатолием Васильевым, так совсем недавно – с Евгением Колобовым. Так и с Эфросом. Я его не боялась, и он меня, конечно, уговорил остаться. Но то письмо у меня сохранилось:

Что же касается прихода и смерти Эфроса, возвращения Любимова и того, какую роль в этом возвращении сыграл Губенко, – тут лучше приводить факты. Поэтому я и привожу мои дневниковые записки, которые более конкретно говорят о происходящем. А что касается «конфликта» Эфроса – Любимова – «Таганки», то здесь как в трагедии: нет правых и виноватых.

1984 год

6 марта

Любимов лишен гражданства.

11 марта

Приказ о назначении Эфроса худруком «Таганки».

20 марта

Представление Эфроса труппе. Я на это собрание не пошла.

1985 год

3 января

Пытаемся восстановить «Вишневый сад»… Губенко – на Лопахина. Коля сидел с магнитофоном и уже переписанной от руки ролью. Задавал бытовые и социальные вопросы. Он, конечно, будет неприятен для меня в Лопахине…

4 января

Губенко отказался репетировать Лопахина, сослался на болезнь жены. Думаю, что понял – несовместимость…

5 января

…Эфроса положили в больницу. Оля говорит, инфаркт, но, видимо, просто сильный спазм.

28 января

Звонила Дупаку ^[3] о световой репетиции – все нарушено. Он сказал, что Филатов и Шаповалов ушли из театра.

1 февраля

Вечером – «Кони». Очень плохо по всем статьям. Написала заявление Дупаку об уходе.

3 февраля

Написала письмо Эфросу. Вечером дома у Эфроса – долгий разговор. Решили – я заявление не беру, а за два месяца что-нибудь решится.

Эфрос говорит, что готов к реорганизации театра. 25% – на конкурс. Старые спектакли постепенно снимать с репертуара. Он говорит, что ему не трудно, а трудно было только летом, когда его обвиняли…

10 февраля

Эфрос провел изумительную репетицию «Вишневого сада». Говорил: стиль необязательной, несмонтированной хроники. Пробалтывание, бабочки. Птицы порхают, а среди них ходит человек (Лопахин) и говорит – не летайте тут, здесь шрапнель, а они не слышат. Монолог о грехах – как крик покаяния Богу на ноте истерики. На Лопахина – Гребенщикова, Бортника, Дьяченко.