Коля старательно конспектировал. Вчерашин вошел в раж.
– Не увлекайтесь длинными описаниями природы – это скучно. Разбавляйте текст диалогами и не пишите сплошняком, делите текст на абзацы. И, конечно же, детали, без деталей нет прозы.
– Поясните пожалуйста.
– Ну, к примеру, можно написать – плывет акула, а можно – разрезая толщу воды мощными челюстями, акула приближалась к людям, вертикальные зрачки ее неподвижных глаз наводили ужас и сковывали волю. И вообще, чтобы писать, нужно писать. Не стесняйтесь, пишите легко. Вот как вы, моряки, говорите, так и пишите!
Коля опешил:
– Это что же, матом писать, что ли?
Уже неделю Сытов остро переживал муки творчества. У него пропал аппетит, сон стал прерывистым и тревожным. Он стал сторониться товарищей и надолго запирался в каюте. Раз за разом Коля пытался начать рассказ и каждую попытку беспощадно забраковывал.
Попробовать, что ли, про подводную лодку? Как он там учил, с деталями? Взяв чистый лист бумаги, Сытов начал писать. На большой глубине, в кромешной тьме гордой походкой шла подводная лодка… Перечитав несколько раз, он скомкал лист и бросил в урну.
Может, и впрямь попробовать про яхту? Бабочкой-капустницей на зеленом кочане океана одинокая яхта боролась со стихией… Через минуту очередной комок бумаги полетел в урну.
Помощник командира заглянул к штурману:
– Слушай, Колю Сытова спасать надо, совсем он сбрендил.
– Да, вытаскивать его надо из этого литературного болота.
– Ну тогда с тебя бутылка, с меня закуска, и через час у него в каюте.
Взаимовыручка на флоте – первое дело!
Сытов сидел в каюте и из последних сил напрягал извилины. Взяться, что ли, за природу? Он прикрыл глаза и начал прокручивать в уме разные варианты. Вдруг он почувствовал, что нащупал то, что так долго искал. Перед глазами прокручивался текст всего рассказа, и он ему уже нравился. Схватив карандаш, он начал быстро писать.
Неожиданно с грохотом распахнулась дверь каюты, к нему ввалились штурман с помощником. Коля с ужасом смотрел, как на его детище положили кусок сала, банку шпрот и поставили бутылку. Началась спасательная операция!
Встав за полчаса до вахты, Коля привел себя в порядок, оделся и подошел к столу. Сквозь линзу шпротного масла можно было разобрать – «В кровавом мареве заката таял африканский берег».
Кормилец
Натужно урча, ЗИЛ-137 с кунгом, забитым аппаратурой, и прицепом-бытовкой, неспешно давя колесами солончаки, уверенно двигался по степи в сторону моря.
На берегу Тендровского залива, в двух километрах от села Облядки, надлежало развернуть радионавигационную станцию «Брас» для обеспечения промерных работ. Сначала нужно было найти знак, оставленный геодезистами, именно на этом месте и должна была стоять станция.
Молодой матросик с раскосыми глазами ткнул пальцем в лобовое стекло:
– Вот же он!
Матрос Бембеев, невысокий, упитанный парень с черным ежиком волос на голове, служил первый год, и ему все было интересно.
Водитель присмотрелся и с трудом разглядел небольшую побеленную пирамидку из камней.
– Ну в точь как чайка насрала. Говоришь им, говоришь.
Он в сердцах махнул рукой. Витя Чернобыль, так звали водителя, был вечно всем недоволен. Чернобыль – это была кличка, видимо, когда-то он проезжал мимо этого больного города и с тех пор получал всякие льготы. Радость на его беззубом лице можно было видеть только во время пьянки.
Старшим был мичман Говорун, лет ему было много, и он был твердо убежден, что служить нужно, пока руки носят, а руки у него были еще хоть куда. Был он задумчиво-молчалив, хозяйственен и прижимист, как Госказначейство.
Добравшись до места, не спеша, по-деловому развернули станцию, установили связь с гидрографами и помолясь приступили к работе. Говорун был надежен и сбоев не давал.
Все бы ничего, да харчи дерьмо. Старая картошка, макароны с жучком, консервированные щи, с водой проблемы, а тушенка закончилась в аккурат вместе с шилом.
Мичман почесал седую шевелюру.
– Собирайся, Бембеев, в село пойдем. Будем решать продовольственный вопрос.
По раскаленной, как сковорода, степи, под палящим солнцем шли они в село Облядки. Бембеева интересовало абсолютно все, ежеминутно он задавал вопросы:
– Товарищ мичман, а что это за птица? А сколько мы еще здесь будем? Кто это там пасется? Далеко еще до деревни?
Так любопытна бывает только молодость с ее неуемной жаждой познания. Так и не получив ответ ни на один вопрос, он радостно воскликнул:
– Товарищ мичман, деревня!
Однорукий почтальон на велосипеде показал, где магазин, он оказался единственным мужиком, который попался им на глаза. Край этот был винный, и мужское население делилось на тех, кто в море, и на тех, кого скосил цирроз. Если местный житель не колотил деньгу в морях, то до тридцати доживал редко.
Магазин – небольшой свежевыбеленный домик с вывеской «Сельпо» – встретил безразличием продавщицы и скудостью ассортимента. Не первой свежести хлеб, вязанки сушек, «Завтрак туриста» и карамель без особой фантазии были разложены по прилавку. С потолка свисали черные от мух липучие ленты. Это был такой же обязательный атрибут любого сельского магазина, как портрет генсека в кабинете начальника.
Выслушав Говоруна, продавщица дала совет:
– Слушай, командир, мужиков в селе раз-два и обчелся, рук не хватает, а на огородах сейчас самая горячая пора. Ты матросика своего бабам в помощь давай, они продуктами и рассчитаются. А матросик у тебя ничего, крепкий.
И смазала Бембеева влажным блядским взглядом.
В магазин зашла молодка, и продавщица сходу взяла ее в оборот:
– Вер, а Вер, тебе помощь по хозяйству не нужна? Рассчитаться можно продуктами.
В разговор вступил Говорун:
– Да нам много и не надо.
На том и порешили. Бембеева сдали Верке с рук на руки. Возвращаясь обратно, мичман заметил, что бабы в селе какие-то невеселые, с тусклыми глазами, видать, без ухода не только степь дичает.
Утром, завтракая пустым чаем, Говорун и Витька Чернобыль ждали матроса. Чернобыль успокаивал:
– Не дергайся ты, куда ему деться?
Продемонстрировав чудеса логики, мичман отрезал:
– Если не придет, убью!
Неспешно шаркая по пыльной дороге, появился Бембеев, в руках у него была корзина, полная снеди. Подойдя к столу, он по-хозяйски доставал из корзинки зелень, помидорчики, огурчики, сало и молодую картошку.
Чернобыль шумно сглотнул, дернув кадыком:
– Ты это, следующий раз самогоном бери.