Приключения сионского мудреца - читать онлайн книгу. Автор: Саша Саин cтр.№ 85

Страница

«Рентгенологов все боятся! — сказал Аминов, заведя нас в один из кабинетов, словно угадав мои мысли. — Здесь темно, мрачно, голос невидимого вещателя, который всё видит! Но, к сожалению, это не всегда так», — отметил Аминов. Затем осмотрели всё оборудование для радиоизотопной диагностики и лучевой терапии. Всё выглядело торжественно и весомо, как на атомной электростанции. Профессор Шамсудинов — лысый, в мятом халате, похожий на продавца овощного ларька, так и начал свою лекцию, что если мы уже запаслись картошкой, то можно принести на кафедру в мешках, и после рентгеновского облучения она не будет прорастать и сохранится всю зиму. И по тому, как все ассистенты и доцент так же весело смеялись, как и при мальцевской шутке с «пальцем гинеколога» — это тоже означало, что и это была постоянная фирменная шутка кафедры рентгенологии. Профессор в конце лекции нам пожелал успеха в битве за урожай, «а остальные темы — после хлопка», — пообещал он. Затем мы отправились в 4 корпус на кафедру урологии, здесь нашим учителем оказалась женщина, похожая на мужчину больше, чем Петя Мулюков. «Николаева Мария Ивановна», — представилась нам коренастая женщина с хорошо развитой щетиной на лице и грубым на срыве голосом. В этом отделении чувствовалось — имеют дело с мочой. В коридорах можно было видеть мужчин с прикреплёнными с боков бутылками, банками, в которые были опущены резиновые трубки, соединённые с мочевыми путями. Женщины, несущие банки, разные ёмкости с мочой на анализы. «У нас тут много лежит больных, преимущественно мужчин пожилого и старческого возраста, с аденомой простаты, которые своё уже „отмочили!“ — высказала своё пожелание врач Николаева. — Таджикистан является эндемическим очагом мочекаменной болезни, и вам повезло, сейчас у нас будет операция на мочеточнике. Пойдёмте, все наденьте шапочки, спрячьте волосы, наденьте бахилы и тихо заходите». Оделись в «предбаннике» операционной, где пахло йодом и кварцем. Поверх обуви надели белые матерчатые чехлы, т. н. бахилы, привязали тесёмками их к ногам и прошли в операционную. Стали с боков, по краям операционного стола. Там уже лежала жертва на столе, перед которой сгрудилась «стая грифов»: ассистенты, клинические ординаторы, у головы пациента трудилась анестезиолог. По ней также трудно было узнать, «это она» или «это он», фигура была покрупнее, чем у Николаевой, и голос погрубее и без надрыва. «Фигура» прижимала маску к лицу больного, пока у него глазки не закатились.

Этого «фигуре» показалось мало, и она приказала медсестре: «Мышечный релаксант!». Медсестра с удовольствием ввела внутривенно вещество и к «закатившимся глазам» добавилась еще и остановка дыхания! Только сердце еще стучало в бездыханном теле! После чего анестезиолог расширила рот больному, ввела интубатор, напоминающий кочергу, и по этой «кочерге» ввела трубку в трахею, присоединила её к дыхательному аппарату и, наконец, грудная клетка стала раздуваться и спадать — дышать. Это вызвало у нас всех облегчение, больной стал получать, наконец, кислород! Меха дыхательного аппарата двигались вверх и вниз, нагнетая воздух в лёгкие больного. До этого, глядя на бездыханное тело, я сам стал ощущать нехватку воздуха! А анестезиолог не спешила, всё делала медленно, словно давая возможность больному задохнуться. И тут же «стая грифов» набросилась на больного: его стали разрезать, рвать крючками во все стороны. Наша Николаева тоже с удовольствием подключилась к этой «стае»: кто-то резал, кто-то отсасывал трубкой кровь, кто-то тампоном тыкал и, наконец, через минут сорок, кто-то объявил: «Вот он — камень мочеточника!». Затем стали шить, продолжая отсасывать кровь, это делалось уже медленнее. А кожа зашивалась уже совсем медленно. Затем стая хищников удалилась, а анестезиолог, вытащив трубку из трахеи, стала по-панибратски хлестать больного по щекам, пока ему не надоело, и он открыл глаза. «К следующему разу готовьте мочекаменную болезнь», — приказала нам Николаева.

«Нас собирают всех в актовом зале, — объявил Петя Мулюков, — наверное, про хлопок объявят». Там уже ползала сидело и галдело: Куда в этот раз повезут и на сколько? И что, наверное, два месяца будут держать на хлопке. Вскоре появился зам. декана — «Насер» — и объявил: «Едем, как обычно, в Вахшский район, пока на один месяц. Завтра всем собраться в 8 утра во дворе института. В медпункт не советую идти, т. к. только тех, кто в стационарном лечении нуждается, могут освободить». — «У тебя ведь панариций! — сказал я Разумовой, у неё второй день болел и распух палец. — А у меня что-то желудок разболелся! Какая-то, вероятно, аллергия — реакция на хлопок?! Как слышу слово „хлопок“, так желудок перестаёт варить и тошнит до рвоты, а голова, наоборот, лихорадочно начинает варить: как от него — от хлопка — избавиться?! — объяснил я ей и предложил: — Пойдём в медпункт!». — «Ты думаешь? — спросила она с маленькой надеждой в глазах. — Ну, может, на неделю освободят, а потом всё равно пошлют». — «А неделя — что, не подарок для тебя? — спросил я. — В чужом краю и старушка — божий дар, а здесь целая неделя!». В медпункте, как всегда, толпа страждущих — не участвовать в «битве за урожай», в «битве за белое золото». Было не легче прорваться, чем в поезд, идущий из Карачана в Москву. Там, в кабинете, принимала в этот раз доцент кафедры Мальцевой — Машковская, сухая как вобла и злая пропорционально. Я с ней не сталкивался у Мальцевой, бог миловал, но о её «доброте» наслышался. «Последнее время плохо с желудком, лечился неоднократно стационарно по поводу обострений язвы и язвенных кровотечений», — начал я, желая ошеломить учёную. «Осенью всегда сезонное обострение, это не страшно, — „успокоила“ учёная. — Поезжайте, а там, если будет хуже, то обратитесь к руководителю, и вас освободят», — описала она мне план «освобождения евреев из Освенцима» (Поезжайте в Освенцим, а там первый же эсесовец-надзиратель вас освободит и отправит куда надо)! «Мне уже сейчас достаточно плохо», — улыбнулся я грустной улыбкой. «Ничего, ничего», — успокоила доцент. «Да вы посмотрите, какой у меня узел выскочил!» — бросил я на весы «гирю», примерно в два пуда, которая любого нормального врача убила бы наповал. Болезнь желудка плюс лимфатический узел в левой надключичной области — любой сказал бы: «Плохи твои дела!». Так сама Машковская сказала бы на своей лекции. А тут слышу: «Ничего, поезжайте, потом обследуетесь!» — как мы в детстве заманивали друг друга в ловушку: сунь пальчик — выскочит зайчик! «Я плохо себя чувствую! — сказал я решительно. — И мне, в первую очередь, лечиться надо!». — «Хорошо, — сдалась Машковская, — тогда я направлю вас в стационар!» — «напугала» она меня. «С удовольствием!» — сорвалось у меня. Разумова была «приговорена» к вскрытию панариция. В этот раз получил направление на кафедру госпитальной терапии в Караболо — в 6 корпус, в отличие от 2-го ЛОР, где «провел время» вместо «битвы за урожай» на первом курсе.

Я продвигался всё выше, и профессора даже становились выше, В 6 корпусе размещалась кафедра тоже проф. Хамидова, но «большого»: он был шире и выше, раза в два, того маленького Хамидова. Подстриженный под машинку, с походкой моряка во время качки. Но т. к. моряком он никогда не был, то, скорее всего, это было связано с пахово-мошоночной грыжей. Конечно, не он был лечащим врачом у меня, и даже обходы не делал. У него для этого были свои больные. Но я видел, как он со свитой из двух доцентов, шести ассистентов, четырёх клинических ординаторов и десяти субординаторов совершал обходы. За ними следовали также зав. отделением, больничные ординаторы и две медсестры, одна из которых — старшая — несла полотенце, намоченное в спирте, для профессорских рук, конечно, не для «до осмотра», а для «после осмотра» больного. Руки врачи моют не для того, чтобы больного не запачкать, а чтобы самому о больного не запачкаться. Лечащим врачом была «пигалица», как обычно, мне «повезло». Обходы делала ассистент кафедры — старуха, которая, чтобы её отличали от больничных ординаторов и чтобы выглядеть учёной, щеголяла такими медико-латинскими терминами, как faeces — дерьмо, mortem — смерть, потатор — potator — алкаш; status idem — у больного без изменений. С учётом чайханы в Караболо, здесь можно было бы жить, если б не приставали назойливо с разными зондированиями, сдачей желудочных и прочих «соков»! Это самая отвратительная особенность гастроэнтерологического отделения! С удовольствием лучше специализировался бы по горлу, но с горлом не отправили бы на стационарное лечение, а на «битву за урожай». Поэтому пришлось вспомнить свою «старую профессию» — гастроэнтерологию! А у Разумовой хирурги оторвали ноготь за то, что она отказалась принять участие в «битве за урожай»! Но иногда цель оправдывает средства, или искусство требует жертв! Ящерица тоже оставляет хвост в зубах хищника, чтобы остальную часть тела спасти! «Так даже лучше, — сказал я Разумовой, — эти дураки себе же хуже сделали! Теперь тебя уже не отправишь на хлопок, ноготь растёт долго». Она также и меня успокоила тем, что я не должен есть стол номер 1 — диету язвенников! Она научилась у моей мамы варить куриный бульон с блинами из манки, или с жареной манкой, тоже неплохо. А я её научил моему изобретению — вместо блинов из манки бросать в бульон яичницу из взбитых яиц! Тогда Петя Мулюков не скажет, что я похудел.

Страница