Приключения сионского мудреца - читать онлайн книгу. Автор: Саша Саин cтр.№ 14

Брат очень удивился и похвалил меня, когда дома я ему сообщил о «поверженном» Мутко. Чувствовалось, он был приятно поражен, тем более, когда в этот раз увидел не разбитый нос и «собаковидную» рожу, а мои разбитые и распухшие кулаки. Кулаки, к удивлению, не болели, даже какая-то приятная прохлада, как во рту после мятной конфетки! На следующий день брат сам увидел мою работу. Мы стояли на балконе, а Мутко проходил мимо по тротуару, неся свою рожу, прикрытую носовым платком. Мутко шёл по направлению к поликлинике.

Через две недели, возвращаясь вечером домой, я издали увидел Мутко, идущего мне навстречу со своими друзьями! Их было четверо! Решил: «Конец!» — но убегать было поздно, Мутко меня тоже заметил. Решил: «Будь, что будет!» — и пошёл навстречу. Когда мы поравнялись — я и Мутко сделали вид, что не заметили друг друга. Это была полная победа! Он даже со своей шпаной стал меня бояться!

Это лето пролетело быстро. На последнем четвёртом курсе я проучился недолго, вернее, проработал на производственной практике на заводе сверловщиком. Монотонная работа в грязном холодном цехе: стоишь в промасленном комбинезоне и с отупелой физиономией жмёшь на рукоятку, опуская сверло со шпинделем станка в деталь, т. н. кулачок от токарно-револьверного станка-полуавтомата, которые выпускал завод «Комсомолец». Эти кулачки мне снились в ночных кошмарах! Если за смену просверлишь три тысячи штук, то заработаешь три рубля. Из этих трёх тысяч штук в каждом ящике я не менее тысячи опускал в «очко» заводского туалета из-за брака: то отверстие пересверлишь, то перекосишь, то недосверлишь! Контролёр проверяет кулачки выборочно из ящика, и если обнаружит брак в нескольких деталях, то проверит всю партию. Поэтому придумал — брак топить, количество не пересчитывается! К тому же, кулачки хорошо тонули в местном туалете, всё же чугун тяжелее дерьма. К счастью, на заводе я недолго проработал, иначе на месте туалета возник бы чугунный монумент, и археологи на протяжении многих последующих поколений ломали бы себе головы: «Чем питались предки украинцев, и как был устроен их желудок?!». Но мой желудок не был железным, и через несколько месяцев такого труда не выдержал: возникло обострение язвенной болезни, и по рекомендации врачей я взял академический отпуск! Больше всех мне позавидовал Гена, я целый год буду бездельничать, поэтому он и себе придумал болезнь и также взял, к неудовольствию своей мамы, академический отпуск! Его мама решила: я свожу с истинного пути её сына, и из-за моего плохого влияния он может не окончить техникум! У Гены же были творческие планы — создать во время отпуска множество картин на известную тему: «женское тело, и в особенности его задняя часть, в различных модификациях и положениях»!

Я же решил просто отдыхать в своё удовольствие и ничего не делать. Моя радость от безделья длилась, почему-то, недолго! И через полтора-два месяца я впал в неизвестную мне до этого депрессию. Почувствовал себя выброшенным из жизни, было ужасно тоскливо, жизнь потеряла свои краски, всё казалось в сером тоскливом цвете. К тому же, и Гена действовал угнетающе. Я оказался с ним в одной стае — «гадких утят». Однажды его мать завалилась ко мне домой, устроила скандал, требуя, чтобы я оставил её сына в покое и дал ему окончить техникум. Я же, в свою очередь, был бы доволен, если бы он меня оставил в покое. Но ему не с кем было больше общаться и делиться творческими планами, рассуждать об искусстве. Прогнать его у меня не хватило решительности! Вскоре меня вызвали в техникум к директору! Он мне сообщил тоном следователя НКВД: «На вас поступила анонимка о фиктивности вашего заболевания, вашей симуляции! Справку о болезни вам выдали родственники-врачи!». Я себя чувствовал действительно плохо, боли не проходили, и такая наглость директора сильно возмутила! Я высказал ему всё, что о нём думаю! Директор остался очень недоволен тем, что я посмел повысить на него тон и пообещал мне всё это припомнить на защите дипломного проекта. На моё требование показать анонимку он ответил, что не обязан передо мной отчитываться! В общем, расстались мы с ним недовольные друг другом! Стал вычислять, кто мог на меня накапать, кому это нужно было? По принципу: во всём искать женщину — вдруг понял — это исходит от родственников Гены, и в частности, его тёти — работницы техникума. Рассказал Гене о случившемся. Он вместе со мной повозмущался директором! Я высказал ему о своих подозрениях в адрес его тёти.

Гена запротестовал: «Она не настолько подлая, хотя слегка и подловатая», — и пообещал у неё всё выведать — не она ли нагадила! Я не ошибся, на второй день Гена признался, что это работа тёти, но она не писала анонимку, в этом не было необходимости, а просто пошла к директору и высказала свои соображения на мой счёт. Гена вместе со мной возмущался поведением тёти. «Подлость должна быть наказана!» — сказал я Гене. Стали соображать, вернее, я соображал: «Как рассчитаться с тётей!». Чувствовалось, Гена хотел как можно более мягкое наказание. Он был категорически против того, чтобы пристрелить её из рогатки или смыть в унитаз! Через несколько минут мною был представлен довольно гуманный и щадящий физическое здоровье тёти вариант. Я осведомился у Гены: «Как у тёти с мнительностью, суеверностью и заботой о своём здоровье?». Гена подтвердил мое предположение: «Тётя себя любит и хочет долго жить!». Я набросал письмо на адрес тёти, якобы от её родственников, узнавших страшную весть: на тётю наехала многотонная грузовая машина — самосвал! Письмо было адресовано не тёте, она, как бы, уже не могла его прочесть, а её сестре, с которой она жила в одной квартире. Т. к. родственники жили в Жмеринке, то письмо должно было прийти именно оттуда. Тётю звали Миной, и пока Гена дорисовывал важную деталь своей картины — всё ту же заднюю часть, я полностью оформил письмо из Жмеринки!

Вот его текст:

После долгого раздумья Гена одобрил текст. Письмо было запечатано в конверт и отправлено по почте на домашний адрес тёти, с тем, чтобы она «случайно» его прочитала и поняла, что произошла досадная ошибка! А может, это предсказание?! А дальше уже всё зависит от силы её нервной системы, желания жить и творить! Это была как бы анонимка на неё, ложная анонимка! Тётя ведь знала, что она точно не была под машиной и всё-таки еще жива! Через несколько дней Гена мне сообщил, что письмо дошло до адресата и произвело сильное впечатление. В Жмеринку отправили срочную телеграмму: «Ни в коем случае не приезжайте на похороны, тётя жива!». Подробности телеграммы мне неизвестны, но Гена сообщил, что тётя стала панически бояться переходить дорогу! Видя, как она страдает, Гена через несколько недель решил, что мы поступили жестоко, и он жалеет, что участвовал со мной в этой экзекуции. Разговор произошёл у меня дома, Гена пришёл ко мне решительно и бодро, глаза его зло блестели! Мне захотелось его вышвырнуть, но почему-то подумал: «Нельзя сейчас рвать с ним отношения на фоне моего настроения. Не будет вообще, с кем разговаривать, общаться, уже от этих мыслей депрессия усиливалась».