Цена человека: Заложник чеченской войны - читать онлайн книгу. Автор: Ильяс Богатырев cтр.№ 8

Прохождение блокпостов везде связано с проблемами и загвоздками. Спустя много лет, к примеру, мы снимали эпизоды для документального фильма «Терроризм как реклама» на Ближнем Востоке. Пообщавшись с коллегами в Израиле, мы назначили встречу с палестинцами в Рамалле. Однако прежде нам нужно было получить разрешение проехать на палестинскую территорию через израильский пропускной пункт. Мы почти полдня провели в переговорах с военными чинами, каждый из которых приветливо предупреждал, что мы никак не можем проехать без санкции и ссылался на команду свыше или на какое-то профильное подразделение. Чтобы и дальше не терять время, мы решили действовать на свой страх и риск: продюсер, оператор и я – журналист и водитель в одном лице – проехали вдоль так называемой разделительной стены устрашающих размеров и уперлись в не менее грозного вида контрольно-пропускной пункт с башнеподобной вышкой. Кругом из военных ни души. Только редкие палестинцы проходили по узкому коридору, затем протискивались сквозь ежистые вертушки и оказывались на палестинской стороне. Оглядевшись, я попросил оператора и продюсера пройти за палестинцами по коридору. А сам опустил все окна в машине, положил руки на руль так, чтобы они были видны со всех сторон и потихоньку проехал КПП, одолев только несколько «лежачих полицейских». Я ждал по меньшей мере предостерегающего окрика или предупредительного выстрела, но все было тихо. Конечно же, наш проход не остался незамеченным, но он оказался совершенно беспрепятственным. Устав, распорядки и чины у военных везде одинаковы: если, сталкиваясь с ними, запрашиваешь разрешения на что-то, ты его получишь или сразу, или когда и нужда уже отпадет. Или не получишь вовсе, но все равно будет уже не важно.

…Я лежал в темной комнате и с трудом отмахивался от мыслей, которые лезли в голову отовсюду. Старался думать только о том, как бы побыстрее заснуть. Полная тишина вокруг усиливала ощущение гула в голове. Когда понял, что заснуть не удастся, а от грустных мыслей не избавиться, решил отвлечься и заставить себя выпить хотя бы немного чая из термоса. С каждым маленьким глотком я, как птица, опрокидывал голову назад так, чтобы теплый чай не касался оголенных нервов передних зубов. Несколько возмутившись, желудок все же принял стакан чая. Тогда рискнул попробовать и немного хлеба. Отломив маленькие куски мякоти, осторожно стал их разжевывать коренными зубами. Но больше двух-трех кусков проглотить не смог и вынужден был бежать к тазику.

Влад еще не спал, а я сидел в полудреме, когда вдруг за дверью послышались голоса и скрежет отодвигаемой мебели. Вошли охранники и без лишних слов велели нам собраться, натянули на головы шапочки и за спиной туго защелкнули наручники. От неожиданно охватившего и еле сдерживаемого гнева меня пробивал озноб: я готов был вцепиться в бандитов оставшимися зубами и разгрызть их в клочья, настолько вскипела во мне злоба. На улицу выводили осторожно и тихо, крепко вцепившись в локоть. Толчком в спину грубо усадили в «Ниву». Сквозь рыхлую вязку шапки я заметил, что везут нас с выключенными фарами. Ехали медленно и не дольше десяти минут. Я подумал, что нас, вероятно, часто так будут перевозить с места на место, из одного конспиративного дома в другой.

Петляя и где-то нагибаясь, небольшое расстояние прошли пешком. Когда с наших голов стянули шапочки, мы обнаружили себя то ли под навесом, то ли в сарае. Не дав нам как следует оглядеться, охранники при свете затухающей свечки указали на разверзшуюся прямо перед нами яму – зиндан с опрокинутым решетчатым люком. Спуститься туда самостоятельно с затянутыми за спину руками было практически невозможно. Тогда один из охранников помог спуститься по железной лестнице сначала мне, потом Владу. Затем только спустился сам и под бдительным присмотром напарника освободил нам руки. Убрав наверх лестницу, нам спустили пластмассовое ведро с крышкой в качестве туалета и в придачу половинку свечи с зажигалкой. Оставалось замкнуть люк наручниками, прежде чем сделать это, один из бандитов произнес слова, которые я никогда не забуду: «Извините, ребята, временный комфорт».

«Временный комфорт» представлял собою обыкновенную земляную яму глубиной около двух метров и площадью полтора метра на два, крытую тяжелыми железными плитами, которые были навалены на пару рельсов. Стены нашего земляного мешка были обтянуты плетеной металлической сеткой. На пару деревянных досок на дне ямы были брошены два грязных матраса с рваными одеялами.

С ночи 13 июня начался самый тяжелый период нашего заточения.

C каждым днем я чувствовал себя все хуже. Гул и боли в голове, исходящие откуда-то из коры, не прекращались ни на минуту, было такое ощущение, будто в мозг аккуратненько вмонтировали мелко вибрирующий занудный зуммер. Каждый раз через силу я заставлял себя пить чай и проглатывать мелкие кусочки хлеба, даже если знал, что скорее всего все это чуть позже потянется назад. Я прекрасно понимал, что бандитам не до тонкостей болевых переживаний заложников и они совершенно не обязаны проникаться жалостью к слабеющему заложнику, если он все еще на ногах. С какой стати? Они готовы туполобо удерживать добычу до последнего, пока, споткнувшись о свалившегося с ног, не поймут, что за мертвого вряд ли что-нибудь получат.

Меня поддерживал Влад. Он был моим заботливым лекарем. Это он следил и настаивал, чтобы я съел еще кусок хлеба и сделал еще, а затем еще один глоток чая. И наконец после долгих просьб и напоминаний Влада в нашу яму спустили пакет с бинтами и таблетками от сотрясения мозга…

Пробыв в яме несколько дней, мы совершенно потеряли ориентацию в пространстве и времени. Это произошло как-то незаметно и само собою. Наверное, мы подсознательно избегали мыслей о времени: какая, собственно говоря, разница – утро сейчас или вечер. В конце концов, чем незаметнее проходит время, тем лучше, ведь оно у нас тянулось медленно и тяжело, и потому легче было не обращать внимания на его вязкую тягучесть, не замечать его. О том, что прошли еще одни сутки, мы могли только догадываться по визитам охранников, которые приносили нам еду и выносили наш туалет. Делали они это молча, и на наши попытки заговорить крайне неохотно отвечали односложными, еле внятными фразами. Еда же в основном состояла из чая, хлеба и холодной тушенки, которую иногда невозможно было есть при всем желании.