Дочь гипнотизера - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Шишкин, Дмитрий Рагозин cтр.№ 58

Ко времени знакомства с Раей он уже давно из ничтожного Клопа превратился во внушительного Циклопа. Его «управление» приносило стабильный, слегка испачканный кровью доход. Деньги стекались безропотно, припуганно. С каждым годом увеличивалось число людей, обязанных ему жизнью и благополучием. Как-то приехав в столицу по делам, он познакомился на светском рауте с Раей и впервые понял, ради чего вел опасную игру. Красота не может устоять перед силой, и наоборот. Она сказала, что мечтает «стряхнуть столичную пыль», уехать подальше от всех этих бессовестных умников и прожженных умниц, жить на берегу моря, в свое удовольствие, без свидетелей… Он окружил ее фантастической роскошью. Какие платья он ей скупал, какое белье, какие принадлежности! Самоцветы, металлы, стекло. Мягкая мебель на пружинах. Орхидеи. Духи. Картины. Она входила во вкус. Она могла многое себе позволить. Царь-девица, венец творения, предел желаний. «Управление» признало ее, не могло не признать.

После того как Рая убежала и покончила с собой (ванна, оголенный ток), Циклоп внешне сохранил все свои жизненные привычки и деловую хватку, но время перестало забегать в будущее, остановившись на настоящем. «Другой такой не будет», — убеждала его каждая новая наложница, умная, глупая, тонкая, толстая. Когда время замирает, душа теряет покой. Рая унесла с собой все, что было незыблемого в его жизни. Циклоп почувствовал то, что так часто чувствовал в детстве: он один, в мире без стен, без пола, без потолка. Он стал патологически прозорлив. Все, до чего он дотрагивался, не имело содержания. Как месяц на ущербе, переходящий из облака в облако, он переворачивал пустые страницы. Он ощущал себя механизмом, воспроизводящим себя в бесконечном ряду копий. Один только раз он видел ее во сне: розовая каемка заплаканных, точно затянутых плесенью глаз, опухшая, раздутая щека («зуб нарывает»), шрам от выдавленного прыща на подбородке, замазанная йодом ссадина на лбу, пластырь на запястье («порезалась»), царапина на шее. Она слегка прихрамывала и сморкалась в большой, мятый платок («течет»), прикладывала ладонь к уху («звенит»). Сказала, что с утра у нее болит живот, развела какой-то красный порошок в чашке. Потом стала показывать вещи, оставшиеся от бабушки и дедушки: деревянную маску, покрытую смуглым лаком, с темными узкими прорезями для глаз и рта, ремень, дверную ручку с медными шишечками… Он впервые испытал страх за свою жизнь. Власть, которую прежде считал само собой разумеющейся, утратила очевидность. Его стало удивлять, что столько людей готовы выполнять то, что он им приказывает, покорно несут дань, даже погибают ради его выгоды. Невозможно понять, о чем думает шофер, несущий его по шоссе мимо виноградников, о чем думает девица, когда по его приказу заголяет зад, о чем думает телохранитель, расхаживающий целый день у ворот. Его стала пугать эта податливость, отсутствие какого бы то ни было сопротивления. Он вязнул, барахтался, тонул. Что если все они — части машины, созданной только для того, чтобы его раздавить, как — клопа?.. В последнее время стали происходить странные вещи. Все говорило о том, что в городе у него появился сильный, безжалостный враг. Люди Циклопа гибли, то и дело происходили мелкие стычки, а ведь еще недавно казалось, что соперники уничтожены: винный завод, санаторий, городской пляж, «Наяда», «Тритон», все вошло в его «управление»…

Минуло пять, нет, уже шесть лет, и она стала возвращаться. Вначале подкидывала свои вещи, потом явилась сама. Он ехал в машине, направляясь в редакцию газеты, чтобы лично разобраться с зарвавшимся редактором. И она была рядом с ним — шелест платья, запах духов, он боялся пошевелиться, чтобы не рассеять ее. И сегодня ночью, когда он зашел в гостиную, она сидела на диване, листая журнал, покачивая ногой, почему-то забинтованной. Он не посмел с ней заговорить, только стоял и смотрел.

Он не стал рассказывать об этом Тропинину, что-то удержало его. Но, покончив с делами, как бы между прочим, в продолжение какого-то давнего разговора, спросил, не видел ли тот Розу (что подруга Раи приехала со своим мужем, известным писателем, ему своевременно донесли). Вопрос удивил Тропинина.

«Она сейчас здесь, в гостинице, — сказал он. — Больна, не выходит».

«Ты ее видел?»

Как обычно у себя дома, Циклоп был совершенно голый. Его мягкое безволосое туловище напоминало вываленное в муке тесто, со множеством тонких, расходящихся складок вокруг отдельно круглящегося живота с глубокой лункой пупка. Чем бесформеннее становилось его туловище, тем большей любовью, замешанной на любопытстве, Циклоп к нему проникался. Как и прежде, он не терпел зеркал. Вместо того чтобы осматривать прущую из холодной пустоты тушу, он предпочитал себя ощупывать, перебирать дряблые мышцы, мять обвисшие груди, оттягивать щипками тонкую, легко тянущуюся кожу. Даже разговаривая с Тропининым, он не переставал одной рукой поглаживать сморщенную подмышку, а другой с ласковой машинальностью теребить крохотные причиндалы, изящную розовую бирюльку, которую никто бы не посмел назвать детородным органом.

Позвонив, он приказал служанке принести воды со льдом.

«Нет, — сказал Тропинин, — ее муж никого к ней не допускает, говорит, что она изменилась до неузнаваемости и не хочет никого видеть».

Служанка вернулась с подносом, на котором стояли стаканы. Длинноногая, с неподвижной улыбкой на лице, она действовала Циклопу на нервы.

«Тебе надо постричься!» — вдруг закричал он.

Тараща ресницы, она дотронулась рукой до тщательно завитых, сбегающих на плечи русых локонов.

«Состричь, сбрить эту гадость!»

Девушка замерла, испуганно улыбаясь.

«Немедленно!» — заорал Циклоп.

Служанка неловко поклонилась и, тщетно пытаясь стереть улыбку, выбежала из комнаты, стуча каблуками.

Глядя вслед взметнувшейся юбке, Тропинин протянул руку к стакану, покрытому изморозью.

«Кто ее муж?» — спросил Циклоп.

«Хромов, писатель».

«Это я знаю… Хороший писатель?»

«Ну, с какой стороны посмотреть…»

Тропинин принял естественный для себя профессионально-уверенный тон: «Как монета, с одной стороны орел, с другой — решка… Стиль… Сюжет… Герои… Идеи… Повторения… Двусмысленные шутки… сшибка ошибок… грамматика любви против риторики совокуплений… провалы, проволочки… навязчивая вульгарность… одно большое паническое отступление… несвежая метафизика… холодный расчет… показное бесчувствие… плохая видимость… богохульство… тонкий покров… пустоты… самолюбие между строк… Малларме сказал, что книга не нуждается в читателе… искаженные образы… шаткая конструкция… иносказание… Делёз, Гваттари… круг, линия… тело… яд и стрелы… небыль… поза розы… осадок, отложение…»

«Богохульство?»

Циклоп слушал, встряхивая кубики льда в стакане. Он еще ничего не решил, но был близок к решению. Слишком много совпадений, не к добру, впору звать писателя.

Когда Рая как-то упомянула о своей подруге Розе, он сразу вспомнил ее — легкую, тонкую девочку, жившую на соседней улице, в доме с покатой крышей и садом, обнесенным стеной. Странно, что они опять встретились… Но после того как он увез свою невесту из столицы сюда, подруги уже не общались, все кончилось, пути разошлись… И вот, Раи нет, а Роза здесь, больная, скрытая от посторонних глаз, несвободная. И этот пресловутый гипнотизер, который взирает с каждой стены, с каждого столба! Не хватает еще убийцы с оптическим прицелом. Все как будто сговорились: проще начать, чем кончить.