Уловки любви - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Норвей cтр.№ 3

— Да, почти ничего, — произнесла я вслух.

— Ты, наверное, и двуколку от обыкновенной телеги не отличишь.

— Это точно, — согласилась я. — Моя мама такая последовательная защитница животных, что считает даже езду на лошади бесчеловечной. А гонять по арене на пони тебе уже поздно: они слишком маленькие…

— Зато они поворачиваются быстрее, — усмехнулась подруга.

В школе я пару раз видела, как Ди проделывает подобное. Ей здорово удавалось играть на каком-то музыкальном инструменте, стоя на маленьком лохматом животном с дико вращающимися глазами и густой челкой.

— О, правда?.. Я спущусь к восьми. — Я подняла шляпку и перекинула через плечо плащ.

Приятельница кивнула:

— Хорошо, я пока постараюсь найти машину.

Я медленно плелась вверх по лестнице, как делала частенько, когда чувствовала себя совсем вымотанной. В «Мей» нам не разрешали пользоваться лифтами, чтобы добраться до палат. Исключение составляли случаи, когда мы сопровождали пациентов. А здесь, в общежитии, лифтов просто не было, если не считать крошечного подъемника, предназначенного для перевозки белья из прачечной, курсировавшего между первым и цокольным этажами. Сейчас, в конце длинного, тяжелого дня, подниматься по лестнице на третий этаж — это, по-моему, уже чересчур. Я знаю, такое отношение к ходьбе неправильно, и уже давно выяснила, что подъем по лестнице — это лучшая мера профилактики варикозного расширения вен. Кроме того, третий этаж считался привилегированным: первокурсницы жили на первом этаже, где за ними всегда присматривала комендант, студенты-мужчины обитали под надзором на втором этаже, а мы, старшекурсники, были предоставлены сами себе на третьем; над нами располагался только звукоизолированный пентхаус, где селился персонал, дежуривший ночью.

Прежде чем окунуться в горячую ванну, я вытащила новые сиреневые брюки, шелковую блузку и украшенную бахромой замшевую тунику — те вещи, которые посоветовала мне Ди. В вопросах одежды, как и в случае с лошадьми, я считала подругу экспертом. Конечно же она предложила мне появиться в сиреневом еще и для того, чтобы оттенить ее собственный зеленый костюм, и одним выстрелом убивала двух зайцев. Сиреневые туфли — это уже слишком. Я словно услышала ее слова, поэтому надела серые замшевые мокасины и короткое пальто с узкими рукавами. Я была рада словам Ди о том, что мне идет сиреневый: всю жизнь мне советовали носить зеленое и коричневое, а мне от этих цветов просто дурно. Забавно, но на лекции по цветотерапии нам объяснили, что сиреневый — провоцирующий депрессию оттенок и его нельзя носить рядом с больными людьми. Только в психиатрических клиниках пациентам в маниакальном состоянии полезен этот цвет, действующий на них успокаивающе. Я не знаю, отражает ли излюбленный мной оттенок мое душевное состояние, но я чувствую себя совершенно счастливой в сиреневом костюме. Кроме того, это единственный цвет, оттеняющий мои глаза, так что они не кажутся блеклыми.

Я добавила масло для ванны — подарок на Рождество, и вода стала удивительно похожа на нежное молоко. Я лежала и мечтала, пока кто-то не застучал в дверь, завопив: «Пятьдесят три!» — и не швырнул сумку на пол. После такого предупреждения признаком хорошего тона было выбраться из ванной до того, как прозвучит следующая серия ударов. Никому не хотелось услышать этот грохот еще раз. В нашем коридоре было десять ванных комнат на шестьдесят человек, и их вечно не хватало. Проходя мимо 53-й комнаты, я постучала в дверь, и Лизмор, работавшая во второй операционной, вышла из комнаты, облаченная в алое кимоно. Ее соломенного цвета волосы были накручены на бигуди. Я подумала, не собирается ли она тоже на это новоселье. Как и большинство медиков, работающих в операционных, она была постоянным гостем на вечеринках. А я, честно признаться, нет. Коллеги иногда приглашали меня на разнообразные мероприятия, с несколькими молодыми людьми я пару раз встречалась, но и только. Однажды у меня случилось что-то вроде свидания с Мартином: мы пошли в театр посмотреть модную пьесу, но во время второго акта ему пришлось меня покинуть, потому что его срочно вызвали в отделение. Позже я лишь ловила его взгляд при встрече, махала ему рукой в столовой или из дальнего конца коридора. Наши пути редко пересекались.

Одеваясь, я думала о Мартине. Оставалось признаться самой себе, что идти на это новоселье меня побуждает только мысль о триумфальном появлении там Мей Вильямс. «На самом деле, подобные чувства просто смешны», — сказала я себе. Я не настолько хорошо знаю Вудхерста, чтобы вести себя так, будто он принадлежит мне. Конечно, он притягивает меня. Ну что ж, он действительно красив. С одной стороны, Мартин крупный мужчина, с которым чувствуешь себя в безопасности, с другой — у него такой глубокий, спокойный голос, что сердце просто замирает от восторга. Кроме того, у Вудхерста репутация человека, никогда не теряющего самообладания, а это необыкновенно ценное качество для доктора, особенно общающегося с молодым персоналом психиатрического отделения. Дело в том, что при общении с раздражительными пациентами студенты сами постепенно раздражаются, и врачу приходится приводить их в чувство. Некоторые практиканты вообще ужасно волнуются, особенно когда только появляются в больнице и их направляют, например, в отделение интенсивной терапии или они оказываются в помощниках у какого-нибудь всемогущего типа вроде нашего мистера Кершоу. Стив Сейл, новый ассистент мистера Кершоу, все еще пребывал в подавленном состоянии, а сестра Каттер только усугубляла дело. Это было так же истинно, как и то, что Виктория Лей не давала ему прохода, а Джим Хикен и Роусторн не упускали случая дать ему очередное ценное указание.

Когда у нас появлялись новые молодые доктора, мы часто задавались вопросом, чему именно их учили на протяжении последних пяти лет. Когда новички осматривали пациентов, у них перед глазами все еще маячили «Клинические методы», но им никогда и в голову не приходило помыть руки, прежде чем начать осмотр. Практиканты знали обо всех новых лекарствах, но понятия не имели об их дозировке или о правильном кормлении грудных детей. Кроме того, они не представляли, как долго проводятся анализы и диагностические тесты, понятия не имели об их дороговизне и полностью терялись, когда приходило время говорить с родственниками пациентов. В палате сестры Каттер таким новичкам приходилось не сладко. Она никогда ничему их не учила, но стояла у них над душой и нудно повторяла фразы вроде «И вы называете себя докторами? Ха!» или «Полагаю, вы, мистер, родились стерильным — вам не нужно мыться, как простым смертным?». Сестра бубнила нечто подобное до тех пор, пока у бедняги совершенно не сдавали нервы и он не запутывался окончательно. Мы все были добры к малышу Стиву Сейлу и учили его защищаться от нападок сестры Каттер, но парень все еще не научился отстраняться от ее бесконечных придирок, как это делало большинство из нас.

— Не думаю, что она на самом деле пытается изводить тебя, — объясняла я ему. — Просто ей, как и всем маленьким женщинам, хочется быть заметной, и желание это приобретает агрессивную форму. Теперь уже никто не считает ее красивой и обаятельной, даже если когда-то она такой и была, и поэтому сестра привлекает к себе внимание и самоутверждается с помощью слов.