Парадокс любви - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Малинкина cтр.№ 8

Мила хотела подстраховаться: пойти к Художнику не одна. Но Машка сегодня занята. Какой-то известный заморский психолог проводит семинар. Семинар платный. И Машка выложила немаленькую сумму, чтобы послушать светило науки. Можно еще позвонить Марине. Она одинокая. Пусть построит глазки этому маслописцу.

— Мариша, привет! Как дела? Да-а? Все с тобой ясно! Ну, ни пуха ни пера! Приходи в гости! Все. Пока. Не буду отвлекать.

Что ж за день такой?! Миле сегодня явно не везло. В заводскую бухгалтерию нагрянула с проверкой какая-то комиссия. И подруга Марина будет на работе допоздна.

* * *

Он заехал за ней на работу.

По телефону Мила сказала, что у нее сломалась машина. Ей надо заняться ремонтом. Без машины она как без ног. И хотела бы перенести встречу. Хороший повод, но у нее ничего не вышло.

Художник приехал не один. Следом за ним, на джипе «Land Cruser», подъехал его знакомый автомеханик. Мила, глядя на этот «маленький автобус» подумала, что ремонтникам нынче живется неплохо. И, судя по всему, они предпочитают «японцев». Она отдала ключи, назвала номер и марку своей машины, рассказала, где расположена стоянка и обещала позвонить охраннику. Предупредить.

Мила была благодарна за механика. Мужской поступок. Но если этот Художник надеется, таким образом, чего-то добиться от нее, в знак благодарности… Он очень ошибается. Не на ту напал.

Художник распахнул перед ней дверцу и, легонько придерживая за руку, помог сесть в свой автомобиль. Затем дверцу аккуратно захлопнул. Все было проделано очень элегантно. Мила почувствовала себя леди. Если бы ее Андрей был столь же любезен…

* * *

Мастерская располагалась в мансарде. Когда они поднялись наверх, Художник оставил ее в мастерской одну, а сам куда-то удалился.

— Мила, я хочу, чтобы вы посмотрели картины без меня. Как вы вчера сказали: «вдумчиво и не спеша». А потом мы с вами их обсудим. Я не буду смущать вас своим присутствием.

— А вы меня совсем не смущаете.

— Разве? — Он пристально посмотрел на нее.

Мила ничего не смогла с собой поделать. Она тут же снова смутилась. Зарумянилась, как красна девица. И потупила взор, как тургеневская барышня. В свои тридцать восемь! Кошмар!

* * *

Мила ехала смотреть картины с предубеждением. Она заранее настроила себя на то, что картины ей не понравятся. Но картины оказались хороши…

Ее сразило, что картины были созданы в двух, совершенно различных и даже противоположных манерах. Портреты написаны размашистыми грубыми мазками. Мазки были смачными, художник краски не жалел. И оттого они получились очень рельефными. Миле хотелось провести по этим картинам пальцами, почувствовать на ощупь все их шероховатости. Вблизи это было не пойми что. А если отойти… Получалось красиво. Чем-то эти портреты напомнили Миле картины Врубеля. Мила узнала два известных всей стране лица. Она бы тоже хотела свой портрет в такой манере. Пейзажи, наоборот, были выписаны настолько тщательно… Такими мелкими мазочками… Две картины были столь гладкими, что смотрелись репродукциями. Мила даже не удержалась: потрогала их и понюхала. Пока Художник этого не видел. Конечно же, картины оказались настоящими.

* * *

— Ну, как вам моя «мазня»?

Мила вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как Художник вошел. «Напрашивается на комплимент, — подумала Мила. — Переживает. Чтобы он ни говорил».

— Этот лунный пейзаж напоминает мне «Ночь над Днепром» Куинджи.

— А этот сосновый лес напоминает вам «Мишек в сосновом бору» Шишкина?

— Картины мне понравились. Правда. Как вам удается писать в таких противоположных манерах? Кажется, что писали два разных человека. Портреты мне понравились больше. Они такие… Такие незастывшие…

— Вам захотелось иметь свой портрет, написанный мною?

— Да… — Мила опять смутилась.

В его устах вопрос прозвучал так интимно, как будто он спросил, не захотела ли она от него ребенка. У Милы по спине и по ногам пробежали мурашки. «Возьми себя в руки», — приказала она себе.

— Я рад, что вы почувствовали «жизнь» в моих портретах. Самому иногда кажется, что кто-нибудь из них сейчас улыбнется или подмигнет мне… Из вас мог бы получится тонко чувствующий критик.

«А что… Критиком, пожалуй, лучше, чем старушек мирить».

— А почему эти портреты здесь у вас, а не у «оригиналов»?

— Я пишу портреты на заказ и, естественно, отдаю их. Вернее, продаю. И только с тех, кто мне особенно нравится, я пишу два портрета. Один оставляю себе, а второй дарю. С вас я бы тоже написал два портрета.

Мила сделала вид, что не заметила подтекста.

— А кисточки у вас из белки?

— Это у тех, кто заборы красит — кисточки. А у нас, у художников — кисти.

— Извините…

— Колонок лучше. А льняное масло я покупаю не в «Художественном салоне», как нормальные художники, а в супермаркете! Пойдемте чай пить. Я только что заварил. Чай чудесный. Мне его знакомый из Парагвая привез.

— Мате, что ли?

— Да. Ударение надо делать на первом слоге.

— Я еще ни разу не пила. Он, наверное, горький?

— Пойдемте! А то он перестоит и, действительно, станет горьким.

Оказалось, что квартира Художника находится этажом ниже. Под мастерской. За окном уже сгустились сумерки, и в квартире было довольно темно. Но он не стал включать свет в прихожей, а за руку провел Милу в большую комнату. По пути ей мало что удалось разглядеть. В углу горела в подсвечнике толстая свеча и дымились ароматические палочки. На чайном столике стоял тыквообразный сосуд, а рядом лежали две длинные, изящно изогнутые трубки с инкрустацией. Ароматические палочки Мила терпеть не могла. Ей сразу же стало не хватать воздуха. Но она постеснялась сказать об этом. Из-за колеблющегося пламени свечи предметы давали причудливые тени. В книжках обычно пишут «пляшущие». По обстановке и по находящимся в комнате вещам было непонятно: живет Художник один или женская рука здесь все-таки присутствует. Но было уютно. Художник опустил трубки в сосуд, долил немного горячей воды и сделал приглашающий к столу жест:

— Прошу!

Мила была в растерянности:

— А мы что, будем пить из одного сосуда?

— А что? Это вас смущает?

— Честно говоря, да.

— Вообще-то, из одного сосуда могут пить и три-четыре человека. Садятся в кружок, и сосут каждый свою трубку. Кстати, называется эта трубка — бомбилья или бомбижа. У нее на конце своеобразное ситечко. Чтобы листочки не засасывались. Калебас у меня один, так что вы пейте, а я уж после вас.

— Неужели чай нельзя заварить еще в чем-нибудь?!

— Ни в коем случае! Это будет уже не мате.