— Балтийское море добыли, теперь твёрдой ногой стоим у брегов сего холодного моря, а надо поискать пути и к южным морям. Флот соорудить там и тогда уже начать...
Он опять внимательно поглядел на Артемия.
— Будешь посольство править, не большое, долгое, а малое, думай, как всё обустроить, как снарядиться, да не мешкай, дело зело нужное...
На том и расстались они с Петром. Артемий был поражён грандиозностью планов Петра, и теперь все его думы были только об этом малом посольстве, с которым должен был он отправиться в чужую, неведомую страну.
Ещё до подготовки к посольству в Персию великий царь послал нескольких морских офицеров и навигаторов в Астрахань, чтобы осмотреть берега Каспийского моря и заметить удобные гавани и впадающие в Каспий реки. Сочинить правильную карту — таково было задание этих навигаторов. Для далёкой этой цели строились суда в Казани. Кроме галер и прочих морских судов строилось больше ста пятидесяти кораблей такой пропорции, чтобы можно было посадить на каждое до трёхсот человек да провианта положить до двух тысяч четвериков. Суда вскоре были отправлены в Астрахань. Но там случилось восстание, забунтовали тамошние казаки и крестьяне, убили губернатора Тимофея Ржевского, разорили весь флот, побив и офицеров, и матросов...
Восстание в Астрахани отодвинуло ближайшие цели царя, но Шереметев с большой жестокостью подавил бунт, и теперь опять восстанавливались суда, набирался состав морских людей.
В 1712 году на Шемаху напали лезгины, побили и ограбили русских купцов, торговавших с Персией. Гневно ответил царь на подобное выступление и снарядил вооружённую экспедицию под командой Бековича-Черкасского, «дабы хивинского и бухарского ханов в подданство привести и построить на побережье Каспийского моря крепости».
Ранним утром после встречи с Петром гонец привёз Волынскому царский указ: «Божиею поспешествующей милостью и ныне пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Пётр Алексеевич... повелел Волынскому быть посланником к его шахскому величеству в Персиду...» Указ был длинный и подробный, всё, о чём говорили Волынский с Петром, расписано было в пунктах и инструкциях, и Артемий долго изучал все статьи царского послания.
Однако прежде всего необходимо было позаботиться о том, чтобы не остаться глухонемым при шахском дворе. Снесясь с губернатором Салтыковым, Волынский добился, чтобы Пётр предписал послать из Москвы в Персию из Монастырского приказа школьников для обучения турецкому, арабскому и персидскому языкам. Из Посольского приказа вытребовал Волынский толмача Зота Чегодарёва, а из греческой школы Алексея Куприянова, а также подьячих Лаврентьева и Власова. Толмачи были необходимы: сам Артемий не владел ни одним иностранным языком. Даже такие распространённые при дворе, как немецкий, на котором изъяснялось большинство свитских людей, а также и французский, не были ему знакомы. Он много тужил об этом, но дела, война, разъезды не позволили ему выучиться языкам. Но при посольстве должны были быть хорошие толмачи, а всеми языками не был обязан владеть даже и самый знающий человек Посольского приказа.
С замиранием сердца думал Артемий о том, что такое Персия, кто таков шах Султан Хосейн, каковы персы и их жизнь и что ему делать в этой дальней стране, о которой он никогда и не слышал.
Прежде всего он затребовал из Посольского приказа копии всех документов, относящихся к истории дипломатических связей между Россией и Персией за предыдущие 150 лет. И обнаружил, что только с 1566 года начались регулярные сношения с этой восточной страной.
Он хорошо представил себе всю историю отношений России и Персии, раскапывая материалы, справки, журналы посольств. И понял, что в то время государство Сефевидов, правящей династии Персии, являло собой просто сборище разных племён и народностей, связанных лишь завоеванием их территорий. Шах Исмаил I в самом начале XVII века объявил шиизм
[19] государственной религией, и почти целое столетие государство это лихорадило от внутренних распрей, невзгод и лишений из-за бесконечной войны с Османской империей. Узбекские ханы также беспрерывно нападали на молодое государство и лишали его возможности расти и развиваться. Господствовали в государстве кочевые знатные азербайджанские люди, которые постепенно захватывали всё более и более богатые области этой страны, потерявшей своё значение после монгольских завоеваний прошлых веков. Турки хотели поставить под свой контроль все пути вывоза шёлка-сырца из Персии, изгнать Россию с Каспийского побережья, разорить Астрахань и лишить Русское государство возможности вывоза ценного сырья из Персии. Страна как могла отстаивала свою независимость, и летом 1586 года полуслепой и неспособный к правлению шах Султан Мохаммед, по прозвищу Ходабендэ, то есть Божий раб, слуга Бога, обратился к русскому царю, послав в Москву своего приближённого Гади-бека. Русские назвали его Анди-беком. Посол смог пересечь Каспийское море только летом следующего года. В грамоте своей шах Султан Мохаммед писал русскому государю, чтобы тот был с ним в дружбе и любви, как были отцы их, и деды, и прадеды.
И просил Султан через своего посла Анди-бека, чтоб «в соединенье стоял бы против всех недрузей заодин и на вопчего недруга, на турского салтана, дал в помочь ему своих ратных людей с вогненным боем, а ему бы царским вспоможеньем свои города назад достать, а достав, города Дербень да Баку государю поступитися».
Анди-бека хорошо принимали во всех русских городах, через которые он проезжал на пути к Москве. Содержался он на всём государевом обеспечении, но караван его был ограблен на Волге беглыми казаками, и все дорогие шахские подарки были взяты. Царю Фёдору пришлось в три раза больше уплатить за этот разбой и казнить разбойников, разграбивших шахский караван. Государь пожаловал Анди-бека, «звал его к руке и руку положил на него».
Однако за то время, что Анди-бек путешествовал по Московии, власть в Персии захватил сын старого Мохаммеда, убив его, и на отчёты Анди-бека, а также на русскую миссию, высланную по просьбе старого шаха, новый правитель даже не ответил.
С таких вот противоречий начались русско-персидские отношения. И чем больше вчитывался Волынский в справки, отчёты, грамоты великих посольств России в Персию, тем в больший ужас приходил. А справится ли он, двадцатишестилетний полковник, с таким трудным делом, как заключение торгового договора с Персией? Но он вспоминал, как спокойно и легко отбивал все атаки на себя и русский двор Шафиров, какие чудеса изворотливости проявлял при всей своей тучности и неподвижности, как старательно и тщательно обговаривал каждый пункт Адрианопольского мира, и ставил его себе в пример. Но барон Шафиров был искушён в политике, каждое слово говорил веско и доказательно, явную ложь перемешивал с правдой, и речь его всегда звучала ровно, доброжелательно, хоть и ненавидел он порой собеседника. Нет, таким, как Шафиров, Артемий никогда не станет, не хватит у него ни характера, ни выдержки...
Материалы дипломатических миссий читал Артемий ночами, с трудом разбирая старинные рукописные свитки, а днём ездил по приказам и выбивал то, что полагалось для его малого посольства. И вечером едва мог отдышаться от словесных баталий и перепалок. Везде ставили ему зацепки. Государственная машина скрипела и тормозила на каждом повороте. Полтора года потребовалось, чтобы подготовиться к отъезду: то лес сырой поставлен для строящихся в Астрахани шняков
[20] и галер, то канаты гнилые, то провиант недогружен, к тому же подмокший, испорченный. И приходилось всего домогаться самому, за всем приглядеть.