Последнее, что она запомнила, перед тем как случился их первый секс, были светлые и колючие волоски, торчавшие из его подбородка.
Катя не жалела о случившемся. Она лежала и смотрела в сторону двери, под которую сочился тусклый оранжевый свет. Дверь выходила в общий коридор смешанного блока общежития: парни и девушки жили в одном здании.
Сквозь сон ей виделась новая жизнь, в которой рядом с ней будет уже не Максим, а этот чудной парень с зелеными глазами и татуировками во всю спину. Шумные и пьяные студенческие вечеринки, как в американских молодежных комедиях, ночные клубы, алкоголь и секс, много секса и алкоголя – это было именно то, чего всегда хотелось Кате. И об этом должен был знать Максим, оставшийся в родном городе. Должен знать и жалеть, жалеть о том, что променял Катю на ее подругу. Жалеть, разглядывая в социальной сети сотни счастливых фотографий той, что больше никогда не будет его.
С кровати был виден коридор, по которому только что проскакал откормленный полосатый кот. Катя встала и прошла в общую ванную, где на веревочках висели только что постиранные женские шмотки: бледные лифчики, разноцветные линялые футболочки, маечки и полосатые трусы с черным пингвином.
Катя улыбалась. Ей нравилось здесь. И, возможно, нравился Вова.
Она быстро приняла душ. Когда уходила к себе, Вова уже спал.
На следующий день Катя завалила экзамен по английскому языку. Она была готова, она знала абсолютно все, о чем ее спрашивали, но вчерашний вечер и ночь давали о себе знать. Мысли разбегались, не слушались. Катя с трудом могла собрать их и соединить в правильные связные предложения. Она учила английский со второго класса и временами ловила себя на мысли, что даже думает на нем, что многие эмоции и чувства ей проще иногда выразить английскими словами, чем сказать по-русски.
Теперь же, сидя перед комиссией, Катя напоминала себе беспомощного ребенка, который второй раз в жизни слышит английскую речь. Она бледнела, краснела, вздыхала, снова бледнела, мечтая провалиться сквозь землю, если в ближайшие секунды ей не удастся взять себя в руки и рассказать билет.
Не удалось.
Катя курила, сидя на круглом бортике фонтана во внутреннем дворе факультета. Фонтан не работал, в дождевой воде плавали окурки, гнилые прошлогодние листья, монеты, чайные пакетики и гнутые ложки.
Нужно было придумать, что делать дальше. Возвращаться домой нельзя, в другой вуз Катя не хотела, а денег в копилке хватало на оплату обучения в первом семестре, и даже еще немного оставалось… Катя сочиняла СМС старшей сестре о том, что поступила и остается в Москве на месяц, а еще нужно было подумать о работе…
Катя успела нажать «отправить», когда к ее ногам подкатилась ручка – перьевая, дорогая с виду, она сияла спокойным серебристым блеском. Катя подняла ее и посмотрела по сторонам. Наверное, обронил кто-то из преподавателей. К ней шел высокий парень в деловом костюме, с белоснежной рубашкой и галстуком…
«Это было как в дешевых мелодрамах, – расскажет мне потом Катя. – Его темные волосы до плеч развевались на легком ветру, а карие глаза казались золотыми в лучах солнца. Я готова была бесконечно смотреть на это чувственное лицо. Тогда я в первый раз подумала, что это судьба, что это и есть он. Он – с большой буквы. Это все пронеслось у меня в голове за секунду, если не меньше. Я еще не знала его имени, а уже хотела от него детей – двух мальчиков, таких же темноволосых, кареглазых и не по-детски красивых…»
Катя протянула ему ручку, парень забрал ее и подмигнул, уходя обратно. Она видела его вблизи меньше пяти секунд, но успела разглядеть все: мелкие стежки черных ниток на лацканах его пиджака, тонкие складки на аккуратных губах, непослушные завитки волос на висках, родинку на левой щеке, едва заметный шрам над бровью, красивую линию скул… Эта линия казалась Кате самой красивой в нем.
«Ни один парень еще не нравился мне так, как этот. Я смотрела, как он уходит, и мечтала догнать его. Я думала, мне нравился Вова, с которым я переспала меньше суток назад.
Я поднялась к нему пьяная, когда было уже темно, протянула ему черный шелковый шарф, попросила завязать мне глаза. Чтобы не видеть его. Чтобы не мешал мне представлять на его месте парня, имени которого я даже не знала. У Вовы была та же фигура, широкие плечи, сильные руки. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как в этот раз. Я плакала и кусала губы до крови… я должна была найти его. Хотя бы для того, чтобы узнать, как его зовут.
Вова разрешил мне пользоваться своим ноутбуком. Пока он спал, я допила банку пива, что он оставил на столе, и зашла в социальную сеть. Поиск.
Я попробовала искать среди тех, кто числится в студентах и абитуриентах нашего института, выбрала год и приблизительный возраст, мужской пол. Нашлось больше трех сотен профайлов. Я не думала, не верила, что мне повезет, но пятое фото сверху показалось мне знакомым. Зашла на страницу, нажала «увеличить».
Это был он. Мне хотелось курить. Я три раза выбегала курить на балкон в одной футболке и босиком, два раза принимала холодный душ и снова садилась за ноутбук. Я просмотрела все десять фотоальбомов на его странице, я выучила все его улыбки, все его взгляды и выражения лица.
Ему восемнадцать, он Скорпион и будет учиться на той же специальности, что и я. На этом я решила успокоиться и пойти спать к себе.
Уже светало, заснуть не получалось, я вертелась и думала, думала, думала. У меня в запасе было два месяца до встречи с ним, мы еще даже не познакомились, он не мог знать, кто я и где я живу, но я вздрагивала каждый раз, когда приходил скрипучий лифт и захлопывалась дверь на этаж…
Я была счастлива. Теперь я знала, что у совершенства есть имя.
Михаил Полетаев, восемнадцать лет, есть подруга.
Нет ничего случайного, все происходит в свое время. Он уронил ручку, отвечая на звонок мобильного. Ручка прикатилась к моим ногам и остановилась у правой босоножки, а через пять секунд моя жизнь изменилась навсегда – ко мне подошел он, чье имя теперь никто у меня не отнимет.
В шесть утра я вышла на балкон и прошептала:
– Москва, я люблю его!
Из Живого Журнала Оксаны Смотровой
На шестнадцать лет мне подарили деньги, и я купила себе свой первый, немного подержанный айфон. Мне нравилось фотографировать на него, а потом распечатывать эти нечеткие смазанные снимки и приклеивать поверх скучных обоев своей комнаты.
Каждый субботний вечер я скачивала фото и печатала их на старом принтере, в котором постоянно не хватало краски. Я уже залепила ими почти всю стену, у которой стоял мой диван. Печатала на обычной бумаге, крепила железными кнопками, с силой вдавливая их в стену.
Отпечатанные фото медленно выплывали из-под шумного принтера. Слегка влажные от свежей краски и волнистые, как только-только раскрашенный небрежной рукой ребенка акварельный рисунок.
Я аккуратно брала их за края и раскладывала друг за другом на диване. Ждала, пока высохнут, любовалась. В этом не было ни капли искусства или желания посвящать фотографии все свободное время. Фотографии с мобильного телефона, пусть и очень дорогого для меня, казались мне весьма сомнительным искусством.