Не оглядывайся назад!.. - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Максимов cтр.№ 11

Выскочив наружу, я увидел спокойную, потемневшую реку. Полоску темного, влажного песка вдоль уреза воды. Уже местами схваченные разноцветной осенней «сединой» кроны деревьев и – сверкающие первозданной белизной снегов – вершины Сихотэ-Алиня.

Воздух был чист, свеж, бодрящ! И, самое главное, что при глубоком вдохе мошка не попадала теперь тебе ни в нос, ни в горло… Это было настоящее обыкновенное чудо, которое страшно было спугнуть и которое рождало в глубине души ощущение неизбывного счастья, кем-то щедро подаренного тебе.

Теперь можно было, не скрывая любую часть тела, не прея под плотной одеждой, ходить, дышать, любоваться природой!

Кто не испытал подобного, тот вряд ли меня поймёт в полной мере.

От клокочущего в горле восторга я заорал, что было мочи, а ленивое эхо ближнего распадка прокатило меж сопок, как камень-валун, мой весёлый тарзаний крик.

В тот же счастливый, двадцать первый день пребывания на этом берегу нам посчастливилось подстрелить ещё и свинку дикого кабана. И мы, устроив себе выходной, сварили целое ведро вкуснейшего, сочного, не очень жирного мяса. Тем более что все предыдущие дни, несмотря на ежедневный, почти десятичасовой, отнюдь не лёгкий труд, – питались в основном кашами на воде, да сухарями, запивая всё это чаем.

Прямо на берегу, у костра, был устроен настоящий пир!

В миски каждый клал себе из ведра «смотревший» на него кусок мяса. (На меня все время почему-то «смотрели» большие куски.) Кружками черпали оттуда же наваристый бульон, в котором размачивались чёрные сухари. Всё это поедалось с величайшим удовольствием. А подходы к ведру с варевом одним разом ни у кого не ограничились.

Обед продолжался часа три, не меньше…

«Они насладились едою», – припомнилось мне из Одиссеи Гомера. И по отношению к нам в тот момент это было действительно верно.

– Может быть, кашки гречневой, посуше, как обычно, сварим, – пошутил кто-то, и все дружно рассмеялись.

Уже в предвечерьи мы заварили крепкий, почти без просветов, «таёжный чай»: с мелко изрубленными корешками элеутерококка, ягодами лимонника и шиповника.

На десерт – полакомились вкусными ядрами дикого маньчжурского ореха, который мы подсушивали и подкаливали, рассыпав на топящейся железной печурке, до тех пор, пока его толстая, как у грецкого ореха, скорлупа не начинала трескаться по шву. После чего остриём ножа орех лёгким нажимом расщеплялся на две равных половинки, обнажая свою вкусную, тёплую «начинку».

Сытые, довольные собой, друг другом, своей жизнью, погодой, обстоятельствами, тем, что удалось уже заготовить не менее тонны корня, за который в промхозе получим немалые деньги, мы перед сном ещё лениво поболтали о том, о сём, обо всём, ни о чём конкретно. Ибо сосредотачиваться на чём-то особо не хотелось, тем более, что от малиново светящихся боков печурки исходило такое томное, приятное, расслабляющее тепло. Наверное, ещё и поэтому, а не только из-за обилия съеденного, язык ворочался с трудом, а веки закрывались сами.

– А может быть, уже нигде ничего нет – только мы одни остались, – вдруг высказал нелепое, но всё-таки тревожное предположение Серёга Мухин из Хабаровска. – Мы ведь здесь уже почти месяц – без газет, без радио. Вдруг там, – он немного подумал, а потом продолжил: – Атомная война разразилась?! Или какой другой катаклизм приключился?..

– Да какой там ещё ката-клизм! – ответил раздражённо рыжебородый, белокурый Ваня Ардамин из Южно-Сахалинска. – Чего ты мелешь чепуху!

Серёга ничего не ответил, но я почувствовал, как под полог палатки проникло беспокойство, отогнавшее на время сон и общее сытое благодушие. И, наверное, каждый в этот миг подумал о своём…

Я подумал о Тае. Вспомнил, как мы в Закарпатье познакомились с ней. А ведь наши пути, не окажись мы в определённое время в определённом месте, могли бы никогда не пересечься. И от одной только этой мысли мне стало страшно…

И всё ж «накаркал» наш Серёга – хоть и нелепое, но бедствие, коснувшееся той неясной ночью каждого из нас…

Первый ката-клизм, а ещё вернее: просто клизм, произошел ещё до полуночи.

Вначале один, потом другой, а затем уже один за другим почти без пауз, как пули в автоматной очереди, а бывало – и попарно, по трое мы стремительно вылетали из палатки и, освещаемые бледным равнодушным светом ущербной луны, спросонья натыкаясь на какие-то неровности, едва различимыми тенями устремлялись подальше от палатки. Через минуту от ближайших кустов до слуха долетал сначала непрерывный стрекочуще-булькающий звук, а затем – облегчённый протяжный вздох. Иногда то и другое с разных сторон слышалось одновременно…

Вернувшись в палатку, мы едва успевали забыться недолгим хрупким сном, как новый властный внутренний позыв вынимал нас из тёплых спальников. И снова – очередная «пулемётная очередь» и облегчённый вздох, переходящий в лёгкий стон, ибо по бурлению в животе чувствовалось, что это ещё отнюдь не последний за ночь бросок из нагретой палатки в неприветливый знобкий полумрак…

– Иду на рекорд! – отбрасывая в стороны створки палатки на входе, уже под утро заорал Ваня Ардамин, выскакивая наружу восьмой раз за ночь, снова стараясь успеть отбежать как можно дальше от нашего обиталища…

– Да, плотно мы однако «заминировали» все подходы к нашему жилищу, – произнёс кто-то задумчиво. – Теперь ни зверь ни человек и на километр к нам не подойдёт…

К утру ката-клизм, впоследствии названный «Ночь свистухи», превратился уже в фарс.

Так на собственном горьком опыте мы убедились, что после длительного употребления каш мясное и жирное – вредно.

На следующий день по причине общей слабости и недосыпа у нас опять образовался выходной. И мы весь день пили густой чай, заваренный с корою дуба, ели сухари и спали…

Второй катаклизм, но уж не шуточный, случился через пару дней.

Вдруг резко потеплело и сверкающие сахарные головы гор побурели. Забурлили, запенились, стремительно набирая силу, доселе неведомые, стекающие с них ручейки и потоки…

Хор, как недавно наши животы, вспучило, приподняло. Вода в нём стала грязная, а обычно плавное течение начало стремительно ускоряться. Вода быстро заполнила низины, но пока ещё медленно наступала на наш берег. Небо, словно прошлогодними потемневшими, волглыми и растрёпанными сильным ветром стогами, заволокло тучами. Из которых сочились нескончаемые тёплые потоки. Лужи кругом пузырились от тяжёлых крупных капель.

Выглядывая из палатки, мы видели, как по реке несло сначала всякий прибрежный мелкий мусор – щепки, сухую траву, небольшие ветки… Затем – целые, подмытые вместе с корнями, кусты… А через день-два потащило уже и деревья с растопыренными в разные стороны корнями и ветвями, с ещё необлетевшей на них листвой. Но даже огромные деревья река теперь легко кружила в появившихся водоворотах… Хор становился явно опасным в своей безудержной силе. И то, с какой удивительной лёгкостью, играючи река гнала по стремнине многометровые могучие деревья, тревожило нас, имеющих в наличии только небольшую лодку-ульмагду, найденную в одной из проток, по прибытии сюда, да амарочку, привезённую с собой.