Едва замаскированная автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Делингпоул cтр.№ 28

Мне дают бедж с моей фамилией (напечатанной, а не написанной от руки, что говорит об их серьезном отношении ко мне), который я должен надеть, и в сопровождении дружелюбно настроенного стажера я знакомлюсь с разными людьми в разных отделах, чтобы получить представление о том, какая сфера инвестиционного дела может оказаться наиболее подходящей для меня.

Все оказывается гораздо проще, чем на собеседованиях первого этапа. Тогда тебя допрашивал профессиональный работник отдела кадров, задававший вопросы по резюме.

Теперь же не столько ты пытаешься произвести хорошее впечатление на них, сколько они — на тебя. Это прекрасно. Они все набрасываются на меня с объятиями: дружелюбный стажер уверяет меня, что если я добрался до этой стадии, значит, я одной ногой уже в банке, и что он тоже думал, что работа в банке окажется ужасно скучной, но у нее есть свои достоинства; неотразимый мужчина из отдела управления капиталами, обратив внимание на «кулинарные» особенности в моем жизнеописании, прочувствованно говорит о непревзойденных возможностях обедать, которые дает его профессия; лысеющий «свой парень» с детским личиком, обнаружив, что я люблю азартные игры, уверяет меня, что рулетка — ничто в сравнении с торговлей акциями.

Больше всего мне нравится средних лет джентльмен из отдела корпоративных финансов. У него одна из знакомых династийных двойных фамилий — не Лейн-Фокс, или Себэг-Монтефьоре, или Хэнбери-Тенисон, но что-то в этом роде. И он классической старой закалки: краснолицый, с брюшком, в подтяжках, до блеска начищенных туфлях, отлично сшитом костюме в узкую белую полоску, с ленивыми манерами — я опасался, что нашествие трудоголиков-американцев после реформы биржи вытеснило этот тип с рынка.

Мы сидим в его средних размеров кабинете и говорим о чем угодно, только не о банковском деле. Я говорю с самым шикарным своим произношением и умудряюсь затронуть в разговоре гончих Крайст-Черча.

Затем он смотрит на часы, зевает и закидывает ноги на стол.

— Итак, — говорит он, далеко откидываясь назад в кресле, — я полагаю, что по вашим представлениям занятие корпоративными финансами состоит в том, чтобы сидеть, положив ноги на стол, или раскатывать по заграницам, а также получать солидную зарплату, не слишком себя утруждая. Вы такую карьеру искали для себя?

Мне ясно, что это в некотором смысле проверка. Ему бы не хотелось услышать от меня ответ типа: «Ну что вы! Мне нужно что-то гораздо более динамичное и требующее отдачи всех сил, чтобы я мог серьезно изучить мир финансов». Потому что тогда он понял бы, что я либо лгун, либо не знающий меры трудоголик, из-за которого он сам может лишиться работы.

Очевидно, он хотел бы найти родственную душу, того, кто не станет раскачивать лодку.

Поэтому я широко улыбаюсь и говорю: «Совершенно правильно».

Не так часто удается одной-единственной произнесенной фразой разрушить всю свою жизнь. Но, надо сказать, я был близок к этому на заключительном этапе собеседований при поступлении в Оксфорд осенью 1983 года. Я прошел все собеседования с преподавателями английской литературы в Крайст-Черче, и меня даже направили на собеседования в два колледжа, которые я выбрал как менее предпочтительные, Ориел и Мэнсфилд, что не предвещало ничего хорошего, но я об этом не подумал.

Гвоздь в мой гроб был забит, когда меня пригласили на беседу в комиссию, возглавлявшуюся деканом Крайст-Черча.

— Скажите, мистер Девере, — спросил декан, — чем вы собираетесь заняться, если не поступите в Оксфорд?

При этом вопросе мое сердце упало так, что глухой звук удара едва не раздался в комнате. После двух дней допросов обуянный подозрительностью мозг начинает мгновенно расшифровывать подтекст совершенно невинно выглядящих вопросов. И машинка Энигма для этого не понадобится.

Моя нижняя губа отвисла, как бывает, когда я попадаю в совершенно безвыходное положение. Шея напряглась, как струны на теннисной ракетке, а веки непроизвольно задрожали, когда я подумал обо всех годах, днях, часах, минутах, секундах и миллисекундах, в течение которых я мечтал о том, как это классно — учиться в Оксфорде, как я даже тренировался, раз за разом выписывая свой воображаемый новый адрес — Джош Девере, Крайст-Черч, Оксфорд, и как в мгновение ока мои мечты с визгом тонут в реке Изиды, как мешок со щенками.

Я знаю, что мне хотелось ответить: «Наверно, я просто покончу с собой», — я был на грани того, чтобы лишить себя жизни, таковы были мои мысли и чувства, и, казалось, высказав их, я уже ничего не теряю.

Бог знает, каким чудом мне хватило самообладания и взрослости, чтобы частично скорректировать свои чувства и произнести менее театральные слова: «Наверно, я попробую поступить в Экстер». Я уверен, что это решило все. Подумайте сами. Представьте себя деканом Крайст-Черча, который определяет, кого из сомнительных кандидатов принять в колледж, и вдруг один из них угрожает, что убьет себя, если его не примут. Что вы решите: «Бедный мальчик, это так важно для него, наверно, лучше его принять»? Или: «Ну вот, еще один, который станет резать себе вены. Поскорее избавимся от него и отправим в Экстер»?

В последующие годы я часто думал об этом случае. Я думаю о нем и сейчас, на прощальном обеде, который все преподаватели английской литературы Крайст-Черча дают для всех старшекурсников Крайст-Черча по специальности «английская литература». Подумать только, что, если бы я высказал то, что собирался, а не то, что сказал в действительности, я все это пропустил бы.

Под «всем этим» я, конечно, имею в виду не просто прощальный обед. Я имею в виду все три года в Оксфорде, от первого вечера, когда впервые я надел мантию, услышал предобеденную молитву в Крайст-Черче и был так ошеломлен величественностью обстановки, и вот я внезапно переношусь в настоящую минуту и больше не чувствую себя испуганным или подавленным, лишь немного грустно и настроение прощания. Кажется досадным покидать это место как раз тогда, когда стал с ним хорошо знаком.

Я смотрю на лица сидящих за столом — студенты, преподаватели, студенты, преподаватели — и думаю, возникают ли у моих сокурсников такие же мысли. Уверен, что да, даже у тех дерзких со странными прическами, кто выступал за изъятие древнеанглийского из оксфордской программы по английской литературе, кто всегда вел себя так, что казалось, будто произошла какая-то серьезная ошибка с их формами UCCA, в которых они указали желательные для поступления университеты, и они должны были попасть не сюда, а в какое-то более новое и надежное заведение. Все снова, как при окончании школы. Ты ее ненавидишь и хочешь высказать учителям, что ты о них думаешь. Но наступает момент, когда тебя охватывает ностальгия. Начинаешь понимать, что тебе вовсе не было здесь так плохо, как ты себя пытался в том убедить; что на самом деле в этой дыре было много хорошего; что в действительности ты, сукин сын, был счастлив здесь, как не будешь больше нигде.

— Что будете делать после окончания — есть какие-нибудь планы? — спрашивает меня преподавательница, сидящая по левую руку. Ее зовут Петра, она марксистка и феминистка.