Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии - читать онлайн книгу. Автор: Митчелл Зукофф cтр.№ 31

Главное требование к тому, кто хотел вступить в клуб, было одно: человек должен был хоть раз пересечь океан в качестве летчика или пассажира. Это автоматически делало кандидата «перспективным». Он считался «гражданином мира», которому есть чем поделиться. Название сообщества пошло от жаргонного «шорт снорт» – так именовались небольшие порции крепкого спиртного или порции чуть побольше – но некрепкого напитка. Пилоты-шортснортеры слыли за умеющих и любящих выпить, но при этом знающих меру и не теряющих ясности сознания.

Кроме наличия «трансатлантического опыта» вступающему в сообщество требовалось заплатить взнос в четыре доллара и получить рекомендации от трех относительно трезвых товарищей. На три доллара участник покупал по одному напитку для трех поручителей, а четвертый доллар становился его членским билетом. Рекомендатели ставили подписи на этой банкноте и фиксировали, где прошла «инициация». А новичок в ответ ставил автограф на их купюрах-удостоверениях. С этих пор на вопрос любого незнакомца «Состоишь ли ты в рядах шортснортеров?» член клуба должен был предъявить свой доллар. Если за две минуты он не смог его найти, то платил доллар или покупал выпивку всем присутствующим шортснортерам.

Один рассеянный шортснортер, который все время забывал взять с собой свой «паспорт», вытатуировал этот доллар у себя на груди. Он говорил, что снять рубашку – дешевле, чем платить за всех, к тому же это менее унизительно, чем демонстрировать каждый раз всей компании свой пустой кошелек.

Итак, на удостоверяющем участие в клубе долларе расписываются поручители и сам участник клуба. Когда ставить новые записи уже некуда, к купюре скотчем прикрепляется еще одна, а потом следующая – и так далее. Длина членских билетов у некоторых шортсноттеров составляет несколько метров. А после смерти владельца эти документы хранятся, как память о его жизненном пути – о том, как много людей он (или она) знал и в сколь многих заведениях побывал.

Во время Второй мировой количество людей, состоявших в обществе, стремительно увеличилось. О клубе написала газета New York Times, указав, что в нем состоит около трех миллионов членов, а финансовый оборот достигает миллиарда. Шортснортеры были поборниками равенства и не признавали границ: они свободно принимали в свои ряды женщин, иностранцев – британцев, канадцев, австралийцев, русских. В ходу у них была валюта разных государств.

Немецким летчикам понравилась эта идея, и они создали свое братство того же рода. К концу войны среди шортснортеров были даже генералы, в том числе Дуайт Д. Эйзенхауэр ^[59] и Джордж С. Паттон-младший ^[60], дипломаты, например, У. Аверелл Гарриман ^[61] и главы государств, включая президента Франклина Д. Рузвельта ^[62], премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля ^[63], короля Югославии Петра ^[64] и принца Бертиля Шведского ^[65]. Первая леди США Анна Элеонора Рузвельт ^[66] тоже присоединилась к сообществу.

Если собрать и учесть все когда-либо «выпускавшиеся» однодолларовые «удостоверения», можно было бы составить внушительный список: получилось бы нечто вроде разветвленной социальной сети, объединяющей богатых и бедных, людей из разных социальных слоев, так или иначе связанных между собой – узами дружбы или просто желанием выпить.

Спросив, кто из его товарищей является шортснортером, Монтеверде предпринял попытку подбодрить и сплотить свою команду, ведь в любых испытаниях важно чувствовать рядом плечо близкого человека. К тому же, подписывая друг другу долларовые членские билеты, они бросали вызов обстоятельствам, как бы утверждая: мы спасемся, выживем, и еще как-нибудь соберемся, чтобы вместе выпить в память о своем заключении в ледовой тюрьме.

Летчики стали рыться в кошельках. Перьер не смог найти однодолларовую купюру, так что занял ее у товарищей. Банкноты пошли по рукам, и каждый написал на них свое имя. Единственное, чего не хватало, так это нескольких глотков виски, чтобы отметить рождение нового «куста» всемирного братства.

В течение нескольких дней Лолли Ховарт пытался подать сигналы бедствия с помощью передатчика «Девушка Гибсона». Наконец радист решил попробовать заново собрать и запустить более мощную бортовую рацию. Он решил, что хуже от этого не будет (впрочем, могло быть и хуже: с рацией нужно было возиться на холоде, и он мог окончательно отморозить пальцы).

Ховарт понимал, что это не минутное дело. После того, как бомбардировщик разломился пополам как раз в том месте, где был радиоотсек, все оборудование разметало по сторонам, а то, что уцелело, болталось на проводах. Корпуса радиоаппаратуры разного размера, от маленького коробка до сопоставимых с крупным чемоданом, собрали еще в первые дни, чтобы загородить от ветра дыру в хвостовой части.

Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что удивительным образом при крушении не разбились стеклянные вакуумные трубки в некоторых частях оборудования. Ховарт прослужил в авиации десять месяцев и имел приличный опыт использования оборудования разных видов, но он не был ни связистом, ни инженером-электриком, разбирающимся в устройстве сложной техники. Он был всего лишь юным капралом, который после войны собирался стать актером или преподавателем драматического искусства.

Лорен был среднего роста – чуть выше ста семидесяти сантиметров, и довольно худощав – около семидесяти килограммов. У него было детское лицо, и потому выглядел он младше своих двадцати трех лет.

Он был вторым из четырех сыновей лесоруба, жившего в лесной и малообитаемой северо-восточной части штата Висконсин. Лолли родился в маленькой бревенчатой хижине, которую построил его отец. С детства вместе с братьями он охотился на оленей и вообще привык к полудикой жизни. Тихий и добродушный Ховарт, скорее всего, из всех летчиков бомбардировщика «PN9E» легче всего переносил тяжелые арктические условия. Ведь каждый год высокие сугробы почти на всю зиму отрезали от цивилизации хижину, где жила его семья. Ежедневно Лорену и его братьям приходилось проходить на лыжах по нескольку километров, чтобы попасть в школу.