– Ваш номер семьдесят седьмой!.. Вот ключ. Ваш багаж, сэр?
– Я безбагажный, – ответил я добродушно, – но на чай носильщику все равно дам.
Номер ошеломляет размерами и роскошью, но Мещерского в расточительстве не упрекнешь, во-первых, здесь все роскошные, во-вторых, эмир доплачивает хозяину отеля, чтобы держал цены низкими и тем самым восторженные туристы разносили по всему свету слухи о необыкновенностях Арабских Эмиратов.
Я посмотрелся в зеркало, костюм сидит хорошо, запонки поблескивают со сдержанным достоинством, рубашка безукоризненно белая, дурацкая бабочка на месте, я и галстуки надеваю достаточно редко, а уж бабочку так и вовсе.
Из зеркала на меня недовольно смотрит крепкий молодой мужчина, высокий и элегантный, широкие плечи и прямая спина, нужно только убрать это выражение с хари, сильные люди всегда невозмутимы.
Он там в зеркальной раме повернулся боком, оглядел меня критически, повернулся другим, тоже мне доктор наук, смотрит так, словно готовится на конкурс стриптизеров.
– Хорош питекантроп, – буркнул я. – Иди, дикарь, и забудь на время, что лет через двадцать начнешь менять это рыхлое вообще-то тело, несмотря на все мускулы, на металлическое. Вот там да, мускулы! Хотя и они уже не понадобятся.
И, чтобы не углубляться в мысли о пугающе сладостной сингулярности, я вышел, запер дверь на изящный, но все же старинный ключ, и отправился к лифту.
Дворец эмира подсвечен снизу прожекторами, что придает его королевской величественности добавочную торжественность и помпезность.
К зданию съезжаются роскошные кареты, запряженные великолепнейшими арабскими скакунами. Как мне кажется, это нехарактерно даже для эпохи Гаруна, тогда даже сам халиф носился верхом на горячем жеребце, но, понятно, теперь даже не всякий араб усидит на конской спине, а что уж говорить о гостях из Западной Европы…
Я отпустил таксиста, с этим разговариваю на арабском, старательно копируя диалект жителя Ирана. К входу, где у меня спросят пригласительный билет, направился с виду уверенный, как сам халиф, но где-то внутри нечто трусливо подрагивает, а вдруг пригласительный билет ненастоящий, а вдруг подделан недостаточно корректно, а что, если меня сразу под белы руки и в кутузку…
Телекамеры выставлены далеко за пределы дворца, здесь они двух видов, старого типа выставлены напоказ, как предупреждение, что все видят и все записывают, но втрое больше тех, что из-за миниатюризации почти незаметны, а если учесть, что еще и замаскированы, то даже эксперту непросто их заметить.
Мне правда все равно что явные, что скрытые, вижу, как и где проложены провода, но даже и беспроводные точки доступа смотрятся как горящие в полутьме лампочки.
Охранники на входе вперили в меня требовательно-бесстрастные взгляды. Я кончиками пальцев вытащил из нагрудного кармана карточку, но ее в руки брать не стали, старший сказал почтительно:
– Прошу вас, проходите, дорогой гость эмира!
Я прошел важно и с чувством достоинства, стараясь понять, то ли они всех гостей так встречают, то ли приглашение не просто подлинное, но и с каким-то отличием, дескать, я не просто гость, а из числа немногих избранных…
Дворец, понятно, из ряда зданий, сам эмир живет наверняка в самом дальнем, а этот чисто для приемов и торжеств. Самому эмиру вряд ли нужны для жилья эти залы, где можно поместить пару пассажирских самолетов.
Тремя рядами с купола спускаются старинного типа многорожковые люстры с висящими хрустальными висюльками, в которых свет отражается и преломляется особенно ярко и радостно. Хорошо хоть лампочки, а не свечи.
Вообще странное сочетание древнейшей старины и хай-тека, даже прогуливающиеся люди в смокингах и вечерних платьях.
Слуги в национальных белых одеждах и с широкими красными поясами разносят на широких подносах из чистейшего серебра напитки и восточные сладости.
Я всмотрелся внимательнее, вон у того респектабельного мужика пистолет в кобуре под мышкой, а еще один на ноге у голени.
А та надменная красотка, что прошла мимо, лишь скользнув по мне подчеркнуто безразличным взглядом, тоже с упрятанным пистолетом за пояском, что служит также и трусиками.
Женщины все роскошные, с великолепными обольстительными улыбками, их присутствие везде создает атмосферу праздника и радостного ожидания.
Больше половины блондинок, явно натуральные, вижу по цвету кожи и пигментации, шейх Мохаммед аль-Мактум наверняка для этого торжества сманил немыслимыми гонорарами самых элитных фотомоделей и манекенщиц, не говоря уже о красотках из салонов эскорт-услуг.
Бармен в наглухо застегнутом белом костюме быстро и ловко составляет напитки.
Ого, а вот в том углу собралась целая стайка молодцеватых мужчин и красивых женщин, у которых я насчитал три пистолета и два ножа.
Гости неспешно прогуливаются по роскошнейшим залам, некоторые уже устроились на королевских элитных диванах с безукоризненно белой кожей, разговоры ведутся по-восточному медленно, неторопливо, степенно, европейская торопливость здесь выглядела бы неуважением к собеседнику, а бесцеремонность американцев так и вовсе хамством.
Со стороны внешнего входа появилась одна из тех женщин, кто моментально приковывает внимание не только мужчин: рослая и с идеальной фигурой, в красном платье с голыми плечами и низким декольте, платье держится только за счет узких полосок красной материи на плечах, и кажется, что белья под ним нет вовсе, что вообще-то верно, вряд ли кто назовет бельем пистолет «Астра-60» с магазином на шесть патронов, крохотный и смертоносный, размещенный слева под грудью.
Мозг, получив разрешение, моментально прошерстил весь Интернет, а также те серверы, что закрыты файерволами собственного изготовления и хитроумными паролями, вывалил кучу ее фотографий, но все плохого качества, сняты камерами аэропортов Цюриха, Нью-Йорка, Берлина, Эль-Риада, Тегерана и даже некоторых мест в Южной Америке.
Посмотрел сквозь ее одежду, хотя это не совсем так, сквозь плотную одежду ничего не увижу, это понятно, но мода на сплошной пластик ушла полвека назад, пришло понимание, что тело должно дышать, а раз так, то существует множество мелких отверстий, которые видим и не замечаем, но мой мозг моментально создает картину только из видимых участков, а потом заполняет соседние затемненные клетки материалом из соседних, так что могу видеть женщину так, как она показывается другим, но могу видеть и так, словно одежды не существует.
Вот бы такую возможность в мои шестнадцать лет, я бы в школе проводил время дольше, и на улице пропадал бы целыми днями… и в науку вряд ли пошел бы с таким азартом.
Глядя на элитную красавицу, чуть было не отвернулся, джентльмен хренов, но вспомнил, что это когда-то, а теперь долой стыд, такого и понятия нет, как устаревшая ревность, разврат или дуэль из-за… чего-чего?.. ага, чести…
Потому смотрел без всякого стыда, даже малость упиваясь преимуществом, что остальные не могут, а я вот, да, могу. Хотя, если честно, что там смотреть? У всех одинаково, плюс-минус…