Пусть любить тебя будет больно - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 5

– Более чем уверен. Вам это ничего не даст, как и мне, прекратите ломать комедию. Займитесь видимостью работы и не путайтесь под ногами.

Хотел добавить, что ему достаточно за это платят, но не стал. Руслан вышел из комнаты для опознания и почувствовал, как предательски саднит в груди, как першит в горле и хочется послать всех на хрен, чтобы позволить отчаянью рвануть наружу.

У него было чувство, что его швырнули в холодную воду, под лед, и заставили плыть со связанными руками, он, бл**ь, нахлебался и идет ко дну. Притом идет ко дну не сейчас, а уже давно. А сейчас страховку подрезали, и он прекрасно понимает, что барахтаться бесполезно, все равно утянет, на ногах уже свинцовые гири в виде Оксаны и детей, драгоценные гири, которые не скинуть и скидывать не хочется, лучше сдохнуть. Не будь этих гирь, взял бы ствол и всех порешил. Виноватых, не виноватых. На том свете разберутся – кого, куда и за что, и никакого правосудия. Только высшая мера.

А так – на шее гребаная удавка, он ее тянет за середину, пытаясь вздохнуть, а она, сука, захлестывает все туже. Сплошная ложь, как болото.

Сто раз смотрел на входящие от Оксаны и не знал, что ответить. Как ей объяснить, что они, мать его, по уши в дерьме. Точнее, он, и притом давно. Откладывал разговор, трусливо, с жалкой надеждой, что проблема рассосется.

Серый вбил последний гвоздь в крышку его гроба намертво, когда сообщил, что Оксана вышла из самолета и взяла такси. Приехала, а он, идиот, мог бы и предвидеть, что она так поступит, но его парализовало после того, как увидел трупы отца и матери, мозг атрофировался наглухо. Внутри росло непонятное чувство вины, словно это он сам спустил курок.

Твою ж мать! Руслан несколько раз врезал по рулю так, что пальцы свело и суставы захрустели. Ну куда ее принесло? В самое пекло. Его самого перемалывает, как в жерновах, а теперь и ее начнет ломать. Вопрос времени – когда?

Приказал Серому снять ей квартиру и резко выдохнул, когда пальцы стиснули смартфон, погладили дисплей после ее эсэмэски.

Дрожат руки. Суки. Предательски, как у пацана. Дрожат, потому что страшно. Потому что терять не хочется, до боли, до тошноты не хочется. Уже потерял. Детские игры окончились, империя Царева рухнула ему на голову, как проклятая египетская пирамида, вместе с мумиями и крысами. Придавило костями и золотом. Это не тачки угонять и не стволом на рынке размахивать. Это взвалить на себя все дело отца и попытаться сделать вид, что у него не рвутся связки и пупок не развязывается, а заодно внимательно смотреть по сторонам, потому что кто-то обязательно захочет отыметь неоперенного Царева-младшего во все отверстия, стоит только прогнуться под тяжестью груза.

Втянул носом воздух и скривился, сплевывая в окно. Сотовый снова зазвонил, и Бешеный ответил, сунув в рот сигарету:

– Да!

– Знаю, что тебе сейчас не до этого, Руслан, но нам нужно все обсудить. Дела не терпят отлагательства. Люди уходят, а проблемы остаются, и кому-то их нужно решать.

Усмехнулся криво, зло и затянулся сигаретой. Люди уходят. Да, бл***ь, родные люди! Его, Руса, семья! И не уходят, а их отстреливают, как скот, безнаказанно отстреливают и продолжают жить и дышать после этого. А Руслану кажется, что он поджаривается на углях собственного бессилия и ничтожности.

– Решим, Дмитрий Олегович, – стараясь держать себя в руках… в тех самых руках, которые ходуном ходят от желания пристрелить падлу на том конце линии.

– Кредиторы телефоны обрывают.

– Вызовите техника – починят.

– Что?

– Ничего. Говорю, что порешаем проблемы, отца с матерью дайте похоронить, и порешаем, может, на кладбище папочки разложите?

– Ты не кипятись, Рус. Я добра тебе желаю. Поди, не чужие.

«Да с такими близкими чужие сиамскими близнецами покажутся».

– Встретимся на кладбище. Надеюсь, ты со своей любовницей разберешься, и она не устроит нам неприятности?

Руслан стиснул смартфон с такой силой, что еще секунда – и по дисплею расползется паутина трещин. Мать его, держит Руса за яйца и прекрасно об этом знает.

– Вас это не касается. Не лезьте не в свое дело.

– Касается! Еще как касается. Там журналистов будет как собак нерезаных, и все они жаждут сенсаций, я не хотел бы огорчать…

– Все! Хватит! Займитесь кредиторами и бумагами. После похорон я буду занят, а завтра поговорим.

– Надо бы сегодня.

– У меня, бл***ь, траур. Подождете!

Отключил звонок и сжал переносицу двумя пальцами.

«Что ж ты, папа, так меня подставил?! И ничего… не сказал?!»

Не успел… Видимо, не успел. Кому-то очень надо было закрыть Царю рот до того, как тот смог бы поговорить с сыном.

Я не заметила, как уснула, вот так, в одежде, на диване, под тиканье настенных часов, в гробовой тишине ожидания. Когда ждешь, время вдруг становится словно бесконечной бездной океана, это как видеть берег в момент отлива, плыть изо всех сил и не приблизиться ни на миллиметр. От пребывания в воде ноги сводит судорогами, и, хватая воздух, понимаешь, что легкие наполняются водяными секундами, минутами, запаса кислорода катастрофически не хватает. Обратный отсчет покалывает в висках, саднит в груди, а легкие разрываются от естественного желания вздохнуть. Тот, кто хоть раз в жизни тонул, знает, что будет дальше – паника. Она заставит лихорадочно молотить руками по безжалостной глади времени и идти ко дну все быстрее, следя остекленевшим взглядом за секундной стрелкой, которая упорно показывает все тот же берег во время отлива. Берег, к которому ты так и не можешь доплыть, а ведь вчера еще твердо стояла на нем обеими ногами и смотрела на время-океан, как просто на красивую стихию.

Я проснулась от прикосновения. Очень осторожного, по щеке, вдоль скулы кончиками пальцев. Распахнула глаза и несколько секунд смотрела в темно-карие омуты, на дне которых плавился мой личный бесконечный запас кислорода. Слегка подернуты дымкой, под нахмуренными бровями, на осунувшемся небритом лице. А вот и он, берег! Всхлипнула, рывком обняла Руслана за шею, прижалась всем телом и сделала первый вздох, мучительно болезненный, все еще с отголосками паники. Наслаждение на пару минут, пока его горячие ладони гладят мою спину, волосы, а потом пришла ярость. Оттолкнула его от себя:

– Три чертовых дня! ТРИ! Ни ответа, ни звонка!

Перехватил мои руки, притягивая к себе, а я уперлась ладонями ему в грудь, все еще пожирая тот самый кислород в его наглых глазах, которые так хочется одновременно и выцарапать, и целовать до изнеможения: веки, ресницы, захлебываясь от идиотской нежности на грани с безумием. Проклятый мальчишка. Самоуверенный, бескомпромиссный, упрямый. Тянет к себе, игнорируя сопротивление.

– Нет! – отталкивая, уворачиваясь от голодных поцелуев и пальцев, лихорадочно скользящих по моему телу. – Просто скажи – почему? Какого черта молчал? Я же с ума сходила!