– Вы слишком самонадеянны, господин эрц.
Усмехаюсь, отчего его передёргивает.
– Скорее, это вы недооцениваете Нуварру. Вам, разумеется, докладывали о корабле, на котором я прибыл в вашу страну?
Дрожь вновь пробегает по коренастому телу комассара. Он молча поднимается, коротко кланяется. Я тоже встаю, опять обозначаю ответный. Комиссар шагает к двери, когда я окликаю его:
– Простите, говорят, что войска Гонведии и Прусии оставили линию фронта и направились в глубь своих государств по примеру Русии?
Он испуганно оглядывается и едва ли не выбегает из моего кабинета. Этого мне достаточно. Значит, правда…
– Ваша светлость, стекольщик пришёл, – отвлекает меня от невесёлых мыслей голос Горна.
– А? Ах да… Пусть займётся делом.
– Будет исполнено, ваша милость.
– И не беспокойте меня до вечера. Мне нужно поработать.
– Конечно, ваша светлость!
Мажордом уходит, а я достаю гарнитуру, включаю рацию. Новость действительно срочная и – страшная… Революция, грозящая охватить целый материк! Что может быть ужасней? Хотя, может, я себя накручиваю. Пока точных, подтверждённых сообщений нет… Серый выслушивает меня довольно спокойно и тоже успокаивает: радиоперехваты ничего не подтверждают. Ну, раз так, немного прихожу в себя, затем беру стопку газет и прочих бумаг, принесённых Горном ещё утром, и берусь их пролистывать.
Так… Меня снова начинает колотить – сегодня в полночь истекает ультиматум, данный Советом Республики рабочим столичных заводов. Либо они приступают к производству остро необходимого вооружения, либо власти применят крайние меры, вплоть до суда военного трибунала, а короче – расстрел. Взгляд на часы – семнадцать двенадцать. Время ещё есть… Но, кажется, у меня, и не только у меня, будет сегодня бессонная ночь.
– Горн. Горн!
Мажордом торопливо поднимается по лестнице.
– Ваша светлость?
– Пусть приготовят постель, и слугам тоже отдыхать. Ночь будет весёлая.
– А как же…
– Ребята молодые, могут спать по очереди. Выдержат.
Он кивает, быстро спускается, и я слышу его голос, отдающий распоряжения. Ну а я пока в подвал. Точнее, в гараж… Автомат, запасные рожки, гранаты, нож, пистолет и обоймы к нему, «синеглазка», кусок нейлонового шнура, пара пластиковых хомутов. Отношу на чердак пулемёт, несколько коробок патронов, снайперку с ночным биноклем – освещения на улицах нет уже вторые сутки, городская газовая станция не работает. Теперь можно отдыхать…
Просыпаюсь от заполошной стрельбы на улицах. Моментально натягиваю приготовленный городской камуфляж, шапочку, тёплые лёгкие кроссовки. Выскакиваю на балкон. Ого! В фабричном квартале сплошное пожарище. Они что, с ума сошли?! Уничтожают те самые столь остро необходимые заводы?! Время от времени небеса озаряют вспышки разрывов, сопровождаемые тяжёлыми ударами.
Позади меня слышно тяжёлое дыхание. Оборачиваюсь – один из парней:
– Ваша светлость! Склады… Путятинские склады горят!!!
Допрыгались… Продовольствие на три недели на всю столицу! А когда будет новый подвоз, неизвестно. Потому что фронтовики блокируют поступление хлеба из аграрных провинций юга страны. Чем? Да тем, что железные дороги от фронта все, без исключения, идут через хлебные края. Единственное из продовольствия, поступающее в огромный город, – рыба из восточных и северных губерний громадного государства.
Стрельба тем временем усиливается. И, как мне кажется, начинает смещаться к центру города. То есть ближе ко мне. Если я правильно понимаю, то рабочие успешно отбили карателей из лейб-гвардии и теперь начинают зачистку города.
– Всё. Закрывай все окна. И на втором этаже, – кидаю я слуге и спешу на чердак, где у меня установлена стереотруба и оборудован хороший наблюдательный пункт.
В оптику, снятую с «Бисмарка», всё отлично видно, несмотря на ночь. Просветлённые цейсовские линзы выхватывают горящие дома и хибары бедноты, мельтешащие силуэты, разрывы ручных бомб и мелкокалиберных снарядов. Из горящих домов выбрасываются на улицу чёрные фигурки, иногда объятые пламенем вещи. Вот вспышка пламени из окна под крышей. Похоже, рванула бочка с чем-то горючим, то ли керосин, то ли скипидар. Суета, мельтешение. Благодарю всех богов, что я сейчас не там. Услышал бы такое… Время от времени оттуда вырываются всадники, повозки, просто одиночные беглецы. Наконец сплошной стеной, чёрной на фоне огня, повалили рабочие. Или кто там… Но ясно одно – победители.
Грохот взрыва заставляет вздрогнуть землю, в небо взмывает гигантский столб пламени, быстро опадающий. На мгновение становится светло как днём. От вспышки даже слезятся глаза. Я знаю, что это. Фабрики Гальдра, производящие тринитрофенол для артиллерии, более известный на Земле как шимоза. Спустя минуту до особняка доносится вихрь взрывной волны. Там он словно подстёгивает ожесточение сражающихся, и темп стрельбы достигает невероятной частоты. Выстрелы сливаются в сплошной треск, но я перевожу дух – наступающие рабочие двигаются к императорскому дворцу, где заседает Совет Республики. Значит, не все потеряли голову. Но всё равно опасность того, что некоторые озверевшие и потерявшие все сдерживающие их устои одиночки и отряды пойдут и сюда, очень велика. Мне они не страшны, отобьюсь. А вот тем, кто меня окружает… Передёргиваю плечами от отвращения.
На той стороне площади вспыхивает особняк. На фоне мельтешащих огоньков, то ли свечей, то ли фонарей, а скорее всего факелов мечутся силуэты. Лопается окно, выбитое чьим то дородным телом, раскинув руки и ноги, оно падает на мощённую камнем землю. Кого-то вытаскивают на улицу, с размаху бьют прикладами, пинают. Тащат за волосы голую женщину, или девушку, она кривит рот в отчаянном крике, который я не слышу, но тщетно. Никто не придёт ей на помощь. Единственное, что я могу для неё сделать… Громкий выстрел, и я опускаю приклад винтовки обратно на подставку, на которой та стоит, застывая на мгновение. Выстрел милосердия… А расстояние в километр для меня не предел. Тем более из JS 7,62… Насильник бросает тело жертвы, озираясь по сторонам, разыскивая глазами стрелка, но даже не может представить, откуда стреляли. И мало того – попали…
На площадь выкатывается местное чудо техники – неуклюжий угловатый броневик. Треща и постреливая огнём из выхлопной трубы, он шевелит ребристым стволом своего пулемёта, и срез дула озаряется трепещущим пламенем. Похоже, это те, кто за Совет. Потому что фигуры, грабящие пылающий особняк, падают, застывая в разных позах изломанными силуэтами. За бронемашиной появляется небольшой отряд пехоты со штыками, примкнутыми к оружию. Мародёры бегут, но безуспешно. Их настигают, убивают без всякой жалости. Затем спасители выстраиваются колонной и уходят. Твою ж… Как раз это и есть рабочие! А грабители и мародёры – правительственные войска!.. Так называемые Республиканские гвардейцы. Впрочем, меня это не удивляет. Насмотрелся.
Бабах!!! Столб огня и земли вырастает прямо по центру площади, особняк вздрагивает, сверкающими искрами рассыпаются окна окружающих площадь домов. Они там что, с ума сошли?! Из пушек по городу?! Опять взрыв, и я чувствую, как меня охватывает ненависть. Что там у меня в загашнике есть? Вкусненького? А… Ничего. Совершенно ничего!.. Как-то даже не мог себе представить подобного, вот и не запасся… Но больше артиллерийских выстрелов не следует, зато ружейная стрельба усиливается, взмывая до невероятных высот. Затем доносится заунывный вой, в котором мало что человеческого. И – спадает.