…Штабе-хорунжий Пётр Рарог медленно брёл по промозглой улице столицы Империи. На душе скребли кошки. Его родители скончались от тифа, и вызванный с фронта по этому поводу молодой офицер едва успел на похороны. Теперь он стал главой семьи, состоящей из, помимо него, старшего, ещё двух братьев и сестры. Увы. Пока он воевал, состояние рода и его финансовое благополучие пришло в полный упадок. Громадные долги, наделанные отцом, привели к тому, что заложенные земли и родовой особняк грозили перейти в собственность Банка. И никакого выхода из патовой ситуации не было. Денег взять негде. Совершенно. Его товарищи-фронтовики сами бедны как церковные крысы, а всё, что можно продать, не представляло сколь-нибудь значимой ценности или интереса для потенциальных покупателей.
А вокруг веселилась столица. Мимо проскакивали роскошные выезды, тарахтели самобеглые коляски, стайки разряженных гимназисток и курсисток строили глазки лощёным тыловым офицерам. На их фоне штабс-хорунжий, одетый в выгоревшую, повидавшую виды полевую шинель, смотрелся чужеродным. Что толку, что он уже два года на этой проклятой войне? Что был не раз ранен и пролил немало крови за Империю? Похоронил множество товарищей и друзей, а тут… Он с отвращением сплюнул на чисто выметенный камень, которым была вымощена набережная реки Уруры, протекающей через всю столицу. Сзади вдруг раздались визгливые вопли. Офицер резко обернулся. Из подворотни особняка выскочил, потрясая метлой, дородный дворник, ругаясь на каком-то незнакомом наречии, то ли скавском, то ли перельском. Ничего себе, как тут обнаглели! На него, боевого офицера, аристократа, смеет орать какой-то инородец?! Рука сама скользнула к клапану кобуры, которая полагалась по этой форме одежды. Заметив движение военного, дворник затих и проворно спрятался обратно. Зло выругавшись, отчего пробегавшие мимо прилично одетые барышни скорчили брезгливые рожицы и, фыркнув, промчались дальше, цокая каблучками модных полусапожек, Пётр медленно побрёл дальше. Что делать дальше, он не знал. И выхода не видел.
Внезапно навстречу ему с угрожающим видом вышли трое. Полиция. Городовой и два нижних чина.
– Нарушаете, почтенный?
– Что? – От неожиданности офицер замер на месте, и тут же подскочившие полицаи ловко заломили ему руки за спину, а городовой выдернул револьвер из кобуры.
– Так-так… Злоумышляем? В холодную его. К уголовникам. Там ему всё объяснят, – осклабился в пышные усы полицейский чин.
– Я офицер действующей армии! По какому праву?!
Городовой вдруг ощерился:
– Боевой офицер? А чего же ты живой, да ещё по столице шляешься? На чистую мостовую плюёшь, дворнику револьвертом грозишь? Чистоплюй! Небось ещё и дворянин, скажешь? – И разразился презрительным хохотом.
Неожиданно послышался лёгкий скрип, непонятный шум. А спустя мгновение Рарог забыл обо всём. Возле них плавно остановился невиданный им ранее громадный само-беглый экипаж пронзительно чёрного цвета. Дверца чуда открылась, оттуда вышел громадного роста человек в неброском, но очень дорогом вечернем костюме, при виде которого городовой вдруг побелел и вытянулся во фрунт:
– Ваше высокопревосходительство… Вот, задержали…
Короткий взгляд в его сторону, Рарог напряг память, пытаясь вспомнить почему-то знакомое лицо… С абсолютно незнакомым, правда, опять же что-то напоминающим акцентом тот лениво произнёс:
– Я вижу, вы совсем обнаглели, милейший. Задерживать, причём насильственно, офицера Императорской армии, к тому же фронтовика… Вы уже штабе-хорунжий? Как время-то летит… – вздохнул незнакомец.
И тут Петра пробило холодным потом. Он вспомнил!
А чужак лениво скривился:
– Исчезните, и я сделаю вид, что ничего не видел. Да и господин Рарог вас простит. Обещаю. Или вы хотите, чтобы ваше начальство узнало о ваших делишках, городовой?
Чин побледнел, а полицейские едва не обмочились от страха. Видно, этот господин внушал им подлинный ужас.
Между тем чужак вновь обернулся к Петру, улыбнулся доброй широкой улыбкой:
– Рад встрече, господин штабс-хорунжий.
– В отличие от меня… – зло пробормотал Рарог, едва не дёрнувшись за оружием, но остерёгся.
Чужак вновь осклабился.
– Я вижу, у вас проблемы, хорунжий. Лучше будет поделиться ими со мной. Приглашаю вас на чашечку наквы. Или… кофе?
Офицер вздрогнул: там, у чужаков ему очень понравился густой коричневый бодрящий напиток под этим названием. А господин вдруг ловко подхватил его под локоть. Военному показалось, что в руку вцепилась стальная клешня. Ещё миг – и мышца просто порвётся под пальцами, затянутыми в белоснежную перчатку. Одним движением чужак втолкнул офицера в роскошный, пахнущий незнакомым ароматом салон экипажа, захлопнул за ним дверцу и, обойдя самобеглую коляску спереди, уселся на водительское сиденье. Закрыв свою дверцу, тронул чудо техники с места. И – расслабился. Это почувствовалось сразу. Затем совершенно другим тоном, без всякого презрения или нарочитости, произнёс:
– Что с вами произошло, Пётр? Вы словно собрались стреляться…
– А что мне ещё делать?! Если бы не братья и сестра, не раздумывая ни секунды, пустил бы себе пулю в лоб!
– Глупо. Из любой ситуации есть выход. Не бывает такого, чтобы нельзя было найти выход. Рассказывайте. Может, я смогу вам помочь.
И непонятно почему, Рарог вдруг выложил всё. О своей семье. О том, что было с ним после возвращения из чужого мира. О смерти родителей и долгах семьи… Рассказ закончился далеко за полночь, за несчётной кружкой кофе в кабинете чужака на втором этаже роскошного особняка.
Тот внимательно слушал исповедь, ни разу не прервав собеседника. А когда штабе-хорунжий закончил, сочувственно взглянул ему в глаза и произнёс:
– Эх, Пётр… Ещё год-два, и, поверьте, ваши проблемы покажутся такой мелочью по сравнением с тем, что будет в Империи… – Сделал короткую паузу, затем решительно хлопнул ладонью по столу чёрного дерева. – В общем, всё это ерунда, Пётр. Уж позвольте мне вас так называть. Я куда старше вас, и сын у меня такого же возраста, как и вы. Так что, думаю, имею на это право.
Рарог кивнул.
– Насчёт денег – не волнуйтесь. Сейчас я распоряжусь, и вы привезёте мне все долговые расписки вашей семьи и закладные на имущество. Ваши экземпляры. Гарантирую их погашение. – Хитро прищурился: – В знак признательности за ваше молчание…
Пётр вновь кивнул. Рассказывать кому-либо, что с ним приключилось, было бесполезно, всё равно никто ему не поверил бы. А через три дня на том участке началось наступление гонведов, и полк, в который его откомандировали, полёг до последнего солдата…
– Но мне понадобится от вас некая услуга…
Офицер вспыхнул и вскочил:
– Я родиной не торгую!
Чужак спокойно откинулся на спинку. Даже сидящий, он был едва ли не больше руса.
– А я и не покупаю, Пётр. Мне не нужны военные тайны ни Империи, ни Гонведии, ни Прусии. Вы же знаете, кто я на самом деле. Точнее, мы.