* * *
Спустя год после заключения отца, когда Джонатану исполнилось восемнадцать лет, его арестовали за хранение кокаина и использование лекарств не по назначению, выгнали из престижной школы-интерната. Пойманный с поличным, он не мог ничего поделать, только молить о пощаде и, как сказал дядя Джеф, отдаться в руки правосудия. Джонатан не знал, кто хлопотал за него, но, несмотря на количество изъятых наркотиков, его приговорили лишь к принудительному лечению. Смягчающим обстоятельством стало то, что это случилось впервые и что его отец осужден за убийство мачехи. Джонатан воспользовался лояльностью суда и потребовал, чтобы его направили в самую дорогую лечебницу, какую только могли позволить деньги отца. Но когда дядя Джеф сообщил об этом Роджеру, тот сказал: «Он сам устроил себе неприятности, пускай сам и выбирается. Я платить не буду. Я знаю статистику, это пустая трата денег. Парень ни на что не годен».
Ну что же, Роджер был кое в чем прав: всего три процента наркоманов, попадающих на лечение, действительно излечиваются. Несмотря на неприятности, Джонатану удалось заставить студию заплатить столько, сколько ему было надо, и даже пройти программу «Хазельден». Именно тогда он повстречал Барбару, и вскоре они поженились. Наследница фармацевтической фирмы — казалось, они могли составить прекрасную пару. Но как и большинство планов Джонатана, его идеальный брак не состоялся. Барбара развелась с ним спустя два года, когда узнала, что он воровал деньги с ее банковских счетов. Джонатану пришлось вернуться в Лос-Анджелес и молить недавно освободившегося отца о месте в «Десмонд Филмз». Именно тогда он сообщил отцу, что его возлюбленная дочь сменила его фамилию на новую. Джонатан втерся в доверие отца. Он был рядом, когда отец возглавил «Десмонд» и изменил свое завещание. Джонатан делал лишь заметки на совещаниях и доставлял отцу информацию, но он был в деле. И теперь настало время встать у руля, и никто его не остановит.
Фары разрезали туман. В глубине сознания он видел, как она бежит к дому с колоннами, размахивая руками, взбегает на крыльцо, перепрыгивает сразу через две ступеньки. Она кричала, но он не слышал — ветер заглушал ее голос. Тишина, время остановилось.
Постепенно опускалась ночь, все было как в замедленной съемке. В своих снах он видел ее живой каждую ночь — ангела, привидение. Золотые волосы, белые одежды, светлые шелковые волны развиваются вокруг грациозного стройного стана. Вот послышался ее мелодичный смех… Но все это поблекло, и на лице ее появился страх от сознания скорой смерти. Именно это мгновенье доставляло ему особое удовольствие.
Он припал к фляге, сунул ее в карман и ждал. Казалось, что сердце стучит у него в горле.
Он пытался забыть Лану, и порой ему удавалось заснуть на всю ночь, освободиться от этих ночных видений. Но, увы, она была сильнее его. Она всегда побеждала. Граница между любовью и ненавистью почти незаметна. Что он испытывая к ней? Он никогда не мог этого понять. И все же его не оставляла боль и чувство унижения. Теперь, когда Кэссиди должна была вернуться, кошмары снова начали терзать его даже наяву. Он был бессилен — он не мог жить как прежде.
Носовым платком он вытер капли пота со лба и еще отхлебнул из фляги, потом глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул с облегчением. Даже теперь он ощущал духи Ланы, казалось, воздух все еще был наполнен ими. Даже ее образ вызывал в нем неодолимое желание и ярость. Он все яснее слышал, как в голове у него громче и громче начинает звучать музыка. И опять смех и снова смятение. Он еще раз глубоко вдохнул, закрыл глаза и, сжав кулаки, прошептал: «Лана, я не дам тебе меня разрушить. Я не собираюсь проигрывать. У меня нет больше выбора».
Но у него ничего не вышло даже после ее смерти, Лана продолжала владеть им.
ГЛАВА 6
Перед тем как подойти к особняку, Кэссиди остановилась и еще раз посмотрела на то место, где рождались мечты и разбилось сердце. Отсюда Голливуд казался лишь декорацией для «Шепота ветров» — именно так, как задумал Роджер.
Скалистая гора поросла пальмами. Белые буквы, поднимающиеся на ее вершине с 1923 года, кричали на весь мир: ГОЛЛИВУД.
Внизу все выглядело идеально: дома, улицы, пальмы. Не обязательно так, как создал Господь, но это не имело никакого значения. Здесь у всех были молодые лица, сияющая кожа, самые модные наряды.
Но Кэссиди хотела знать, что видела эта гора. Лилипутов, населяющих шикарные особняки, спешащих по жутким каменным дорогам, неизбежно ведущим к киностудиям? Под чистым голубым небом люди сидели в ярких автомобилях, улыбались, смеялись, жили беспечной жизнью. Здесь все было тщательно спланировано, отрепетировано. А гора возвышалась в небеса. По вечерам у ее вершины пустое небо кажется почти раем, а у подножия огни освещают жилища людей: молодых и не очень, суетящихся, стремящихся к зыбкой и скоротечной славе. Некоторым из них удается прикоснуться к ней, другие достигают ее, третьи умирают, испепеленные ее огнем. И на все это равнодушно взирает величественная беспристрастная гора.
Равнодушие — вот суть всего, первый Турмейн понял это. «Шепот ветров» расположен в самой глубине Бел-Эйр. Надо было потрудиться, чтобы увидеть все великолепие владений Турмейна, поднимаясь выше и выше, мимо других, более незначительных домов. Особняк Турмейна был окружен аурой скалы, пустыни, пальм и лесов.
Кэссиди поняла уникальность усадьбы. Образы прошлого то возникали, то исчезали в ее сознании, граница реальности и фантазии становилась все более зыбкой. Сидя в машине, она могла видеть свет в окне кабинета отца, почти скрытого густым кустарником, сильно разросшимся за долгие годы после смерти Ланы.
Вечер был теплый, но Кэссиди пронизывал холод. Что должна была почувствовать она? Что бы почувствовал кто-либо другой на ее месте? Кэссиди спрашивала себя, но ощущала только усталость, смешанную с возбуждением, и от этого ей становилось неприятно и неловко.
В спальне зажегся свет, осветив весь второй этаж, и ей захотелось войти в дом. Она сразу потянулась на теплоту горящих окон, словно мотылек на свет огня. Трагедия, разлучившая ее с матерью и круто изменившая ее судьбу, произошла именно там. Сможет ли она преодолеть эти воспоминания? Сможет ли забыть распростертое на светлом ковре окровавленное тело Ланы?
Кэссиди зажмурилась, отгоняя страх, молясь, чтобы страшная картина больше не появилась. Но мучительные образы по-прежнему преследовали ее. Фотографии с места преступления она нашла спустя несколько лет на микрофильме в библиотеке Нью-Йоркского университета. Лана, лежащая голой на залитом кровью ковре; стены, измазанные кровавыми отпечатками рук, когда ее мать пыталась убежать от убийцы; залитая кровью кровать…
Обрывки воспоминаний заволакивали ее сознание, словно дым горящего дома. Долгие годы Кэссиди бредила теми временами, когда она была маленькой девочкой и жила в этом особняке. Ночами она просыпалась от своего крика, страха и глубокого чувства утраты.
Она задрожала, сердце бешено и беспорядочно заколотилось, дышать было все труднее. Кэссиди почувствовала, как тревога вновь охватывает ее. Вдох, выдох. Не открывая глаз, она с усилием прогнала страшные образы, представила себе огромную белую лошадь, вольно скачущую по яркой, волшебной зеленой долине. Еще один глубоких вдох. Все будет хорошо.