Алиби от Мари Саверни - читать онлайн книгу. Автор: Иван Аврамов cтр.№ 6

— Не переживайте так, со временем, думаю, все позабудется, — для приличия посочувствовал губошлепу Лободко.

Кивком головы он подозвал к себе Солода:

— Миша, осмотрите все здесь самым тщательным образом.

Ему хотелось выйти поскорее из этой унылой квартиры с ее запущенностью, затхлостью, ветхой мебелью, продранным в нескольких местах линолеумом, выйти на воздух, шагнуть прямо в бесснежный, солнечный и теплый, будто не зима на дворе, а весна, день.

* * *

Нет, сводить счеты с жизнью Стас Никольский вовсе не хотел. Но кому-то очень хотелось, чтобы Стаса приняли за самоубийцу.

Медэкспертиза нашла в крови Никольского приличное содержание алкоголя. Ничего, разумеется, исключать нельзя, но вдрызг пьяные люди практически никогда не уходят добровольно из жизни. Выпить столько, как он, а это не меньше, если не больше семисот граммов водки, а потом встать на табурет… Да он без всякой табуретки тут же грохнулся бы… Значит, кто-то напоил Стаса вусмерть, потом поднял, поставил впавшего в бессознательное состояние парня на табуретку, набросил на его шею петлю и вытащил из-под ног табуретку. Стоял, наверное, и наблюдал, как тот дергается.

Но главный сюрприз состоял в другом. При тщательном осмотре квартиры, вещей покойного были обнаружены несколько чешских монет разного достоинства — в кармане легкой куртки-ветровки. Дактилоскописты установили: отпечатки пальцев Стаса Никольского абсолютны идентичны отпечаткам на монете, найденной в квартире Медовникова, а также на рюмке из-под коньяка.

— Кажется, дело в шляпе, Олег Павлович, — довольно улыбнулся старший лейтенант Солод. — Это я по поводу убийства Медовникова. А вот кто и почему задушил Никольского — загадка.

— Загадка, которую надо разгадать, Миша, — несколько назидательно произнес Лободко. — Ну, некоторая ясность имеется, однако вопросов прибавилось. Как-то все уж будто по заказу: не знаете, кто порешил краеведа? Да это я, который сам полез в петлю… Тот, кто инсценировал самоубийство Никольского, особенно не рассчитывал, что мы купимся на его грубую уловку. Почему? Хотел дать знать, что убийца понес заслуженное наказание? Что в роли карающей десницы выступил он сам, а не правосудие? Дескать, Медовников, почтенный гражданин, отомщен, а по этому негодяю особо горевать и нечего. А может, разгадка в рюмке?

— Какой еще рюмке? — удивился Солод.

— Из кухонного серванта. Хорошо протертой, идеально чистой. Никаких следов на ней нет. Будто не человек ее поставил на место, а она сама выпорхнула из полотенечка и приземлилась на полку.

— Олег Павлович, вы хотите сказать… — Солод поднялся со стула, сделал несколько шагов по кабинету майора, — …вам кажется, что у Медовникова был еще кто-то…

— …Третий. Или второй — из гостей, — подтвердил Лободко. — Конечно, это из области предположений, но этот, неведомый нам преступник, постарался не оставить следов после себя. Он привел в порядок рюмку, из которой пил коньяк, подкинул втайне от сообщника монету с отпечатками его пальцев, потом, через два дня — Тимофея Севастьяновича убили пятнадцатого декабря, а Никольский оказался в петле семнадцатого, избавился от него самого, представив дело так, что тот ушел из жизни по собственной воле. В принципе, поверить в самоубийство можно, если б не два обстоятельства. Первое, послабее, пьяный в дым мужик мог, конечно, смастерить петлю, хотя в это не очень-то верится. Второе — меня очень смущает эта чистая рюмка. Поэтому я склонен думать, что Стаса убили. Зачем? Знаешь, Миша, в шахматах фигуру жертвуют ради того, чтобы обострить игру, получить позиционное преимущество, позволяющее развить матовую атаку. Первая выгода дружка Стаса, назовем его так, — вывести следствие прямиком на убийцу Медовникова, расставив тем самым точки над «і»». Вторая — убрать ставшего ненужным сообщника. Третья — превратиться в единоличного обладателя тайны, которой располагал краевед.

— Логично, стройно, комар носа не подточит, — похвалил Солод шефа.

— Спасибо за комплимент, Миша, но это всего лишь версия, которую начнем отрабатывать. Ищем того, кто отправил Никольского на тот свет. А немногим ранее, возможно, и Тимофея Севастьяновича Медовникова. Пожалуйста, узнай все-все-все про Стаса. Выясни, бывал ли он в Чехии, если да, то когда и с какой целью. Установи круг ближнего и дальнего общения. Его отношения с женщинами, деловыми партнерами… Короче, действуй…

С утра Андрею Феликсовичу Круликовскому нездоровилось. Ломило затылок, а это был верный симптом, что повысилось, и наверняка резко, давление, хотя с утра он проглотил традиционную таблетку «Нолипрел форте». Вполне может быть, что виновата погода — вчерашний легкий морозец внезапно сменился туманом и слякотью. Эти противные атмосферные перепады Андрей Феликсович, как старый гипертоник, переносил плохо.

Несмотря на то, что батареи отопления в квартире были горячими, а сам он был облачен в теплый махровый халат да вдобавок прикрыт шерстяным клетчатым шотландским пледом, Андрей Феликсович то и дело зябко передергивал плечами — в дом, как всегда во время оттепели, тихой змеей вползал холод.

Он отложил в сторону недочитанный томик Марка Алданова, натянул плед под самый подбородок и прикрыл веки. Захотелось сладко, по-стариковски подремать: Владислав, сын, от которого в обязательном порядке, как от работающего прибора, исходил шум — если он дома, работают сразу два телевизора, в его комнате и на кухне, блюет децибелами музыкальный центр, попеременно пищат, захлебываясь позывными, две мобилки, с утра завеялся в свою картинную галерею. Выставленная там модерновая живопись мало кого привлекает, прибыли дает с гулькин нос, хватает лишь на аренду да коммунальные услуги.

— Этот твой бизнес от искусства рано или поздно пустит тебя по миру, — часто ворчал Андрей Феликсович, справедливо полагая, что в тридцать пять лет пора уж, да и гораздо лучше, иметь упитанную синичку в руке, нежели тощенького журавля в небе. Вон Юрек Дымек открыл салон красоты «Колибри» и после месяца работы от клиентов отбоя нет. Краковские панянки любят, чтобы их головки выглядели идеально.

— Папа, ты меня достал с этим Юреком, — злился Владислав, — он у меня вместе с панянками уже в печенках сидит. Знаешь что? Усынови его. Он достойно обеспечит тебе дальнейшую старость.

— Правда глаза колет, — кротко ответствовал Андрей Феликсович и замолкал, обиженно поджав губы. Бог с ним, если бы у Владислава не ладилось только с бизнесом. Не по душе отцу было и то, что сын исповедовал богемный образ жизни. Мотыльково-легкое, с усладами, бездумностью, неотягощенное грузом ответственности бытие очень нравилось молодому Круликовскому. Девушек и женщин он менял как перчатки. Контингент этот был неисчерпаем, как бьющий из-под земли ключ, — юные непризнанные художницы, студентки, официантки из ресторанов, манерные искусствоведши да прочие соблазнительницы, имя которым — легион! «Странно, что у такого абсолютно нормального, а вернее, весьма серьезного человека, как я, вырос столь легкомысленный сын, — иногда думал Андрей Феликсович. — Бывает, видимо, что неподалеку от раскидистой яблони падает червивое яблочко…»