Алиби от Мари Саверни - читать онлайн книгу. Автор: Иван Аврамов cтр.№ 19

— Да. К сожалению. Знаете, Никольский внушал мне доверие. Нормальный вроде человек, порядочный.

— О том, что Медовников напал на след клада, вам сообщил отец? — поинтересовался Кухарчик, который до сих пор ограничивался ролью внимательного слушателя.

— Нет, отец умеет держать язык за зубами, особенно если его об этом попросили. Просто он вовремя не спрятал письмо из Киева, зная, что я в его комнату захожу редко и в его бумагах никогда не роюсь. Но в тот день я решил обработать два старых, писанных маслом пейзажа из его кабинета покрывным фисташковым лаком и, подойдя к письменному столу, увидел развернутое письмо и случайно зацепился глазом за строчку про златники.

— Вы что, интересуетесь нумизматикой? — спросил Кухарчик.

— Вовсе нет. Прочитал так, из чистого любопытства, от нечего, так сказать, делать.

— Андрей Феликсович потом узнал, что вам известно о находке Медовникова? — Олег снова захватил нить допроса в свои руки.

— Нет, я и словом об этом не обмолвился. Папа не любит, когда суют нос в его дела. Он получил очень хорошее, в дворянском, знаете ли, духе, воспитание. Думаю, он и помыслить не мог, что я прочитал письмо, адресованное ему.

Слушая показания Круликовского, Лободко, цепко запоминая каждое слово, которое, впрочем, записывалось на диктофон, силился понять, правду ли говорит Владислав или искусно делает вид, что полностью откровенен. Обостряющейся в такие минуты интуицией, без которой сыщик не сыщик, он понимал, что допрашиваемый, кажется, не лжет. Но до окончательного вывода было еще далеко.

— Скажите, Владислав, ваш приезд в Киев для Никольского был неожиданностью?

— Нет, еще в Праге я сказал ему, что собираюсь навестить родной мне город где-то в декабре, по делам. Он обрадовался и настоятельно просил позвонить ему, как только приеду. Мы, конечно, обменялись номерами телефонов. Люди, находясь на отдыхе, любят почему-то это делать, хотя и знают, что редко кто потом выходит на контакт.

— Вы вышли…

— Наверное, потому, что я по природе человек коммуникабельный. Захотелось провести приятный вечер в компании доброго знакомца.

— Естественное желание, — согласился майор. — И что же, Стас пригласил вас к себе домой?

Владислав отрицательно покачал головой.

— Мы посидели с ним в ресторанчике «Біла хата», это, кажется, на Большой Житомирской, распили бутылочку хорошей украинской водки, повспоминали Прагу, поговорили о том, о сем. Стас очень ненавязчиво полюбопытствовал, раскопал ли мой знакомый краевед свой суперклад. С улыбочкой такой, со смешком, определенно в шутку. Я тоже в шутку, в тон ответил, что там, глядишь, и копать ничего не надо, может, монетки замурованы в стенке какого-нибудь старого киевского дома.

— Построенного еще при губернаторе Фундуклее? — слегка улыбнулся Лободко.

Владислав удивленно вскинул вверх свои красивые брови.

— Был такой деятель, Иван Иванович Фундуклей. Правил Киевом в девятнадцатом веке, — пояснил Олег. — Вымостил брусчаткой на свои деньги Андреевский спуск, открыл женскую гимназию, хороший, в общем-то, был человек, немало постарался для нашего города.

— А-а, — протянул молодой Круликовский, — я ничего о нем не слыхал. Так вот, если честно, ничего подозрительного в поведении Стаса я не уловил. Ну, надо же о чем-то говорить людям, шапочно знакомым друг с другом. Я, как бы между прочим, заметил, что завтра собираюсь навестить старика…

— Погодите, а как вы удовлетворили любопытство Никольского насчет того, открыл Медовников клад или нет?

— Да-да, — кивнул Владислав, — я ответил ему таким образом, что, скорее всего, даже абсолютно точно — нет. Иначе об этом знал бы мой папа, да и сенсационная новость облетела бы весь мир.

— Итак, вы объявили о своем намерении навестить Медовникова… Как отреагировал на это Никольский?

— Несколько неожиданно для меня. «А что, если вместе с тобой пойду и я?», — сказал он. «С какой стати?» — удивился я. «Страшно хочется познакомиться с этим необыкновенным человеком, — ответил он. — И я очень надеюсь, что он проконсультирует меня по поводу одной штукенции, случайно оказавшейся в моих руках. Вот увидишь, когда он поймет, что это за вещица, он знаешь как зауважает меня?» Короче, — Владислав сделал длинную паузу, поднял глаза на Лободко, потом перевел их на Кухарчика, вздохнул, — я поддался на его уговоры. Вроде неудобно как-то отказывать новому приятелю в такой мелочи.

— И как воспринял Тимофей Севастьянович то, что вы пришли не один?

— Он человек воспитанный и никак не обнаружил своих чувств. По-моему, он вовсе не придал этому никакого значения. Обрадовался мне, был очень приветлив со Стасом. Тот действительно поразил его, показав старинную карту-схему Киева, начертанную каким-то немецким, если не ошибаюсь, негоциантом — четырнадцатый век. Тимофей Севастьянович пришел в совершеннейший восторг! Попросил разрешения скопировать ее. Стас заверил, что сам сделает ксерокопию и с удовольствием подарит ее столь уважаемому человеку. Напоследок добавил, что у него имеется еще несколько интересных раритетов, о которых ему хотелось бы узнать мнение такого маститого специалиста, как Тимофей Севастьянович. Вот, пожалуй, и все. Больше ни с Медовниковым, ни с Никольским я не общался. 16 декабря, в день отлета, несколько раз набирал Стаса, но его мобильник не отвечал. Теперь понимаю, что звонил мертвецу. И еще понимаю, что очень виноват перед Тимофеем Севастьяновичем.

— Более чем виноват, — строго заметил Кухарчик и так сурово посмотрел на Владислава, что тот не выдержал, отвел взгляд. — Злого умысла, конечно, в ваших действиях не было, если вы сказали нам сущую правду, но…

— Ваша болтливость, Круликовский, погубила хорошего, незаурядного человека, — не менее сурово резюмировал Лободко. — Хочется верить, что вы были полностью искренни. Впрочем, следствие продолжается, и если вы в чем-то слукавили, что-то недоговорили, это непременно обнаружится.

— Я рассказал вам все без утайки, — твердо сказал Владислав. — Большая просьба — ничего не говорите моему отцу. Это убьет его.

Просьба Владислава осталась без ответа. Вернее, майор просто неопределенно пожал плечами.

Из полицейского управления Олег вышел почти вслед за молодым Круликовским. И надо же, за ближайшим углом они столкнулись. Владислава, видимо, поджидала здесь изящная, фигуркой похожая на девочку-подростка молодая женщина. У нее были несколько необычные, сумеречно-голубые, как у цветков цикория или фиалки, глаза, которые смотрели на мир открыто и прямо. Даже гордо. Владислав, слегка растерявшись, счел нужным представить свою подругу, или знакомую:

— Данута Оржеховская. Молодая художница.

— Всегда завидовал тем, кто умеет держать в руках карандаш или кисть. У меня, к сожалению, в школе по рисованию всегда была тройка. Причем с очень большой натяжкой.

— Зато вы преуспеваете в чем-то другом, — улыбнулась Данута, и ее улыбка Олегу понравилась.