— Абсолютно, — подтвердил Лободко. — А почему вы сказали — семнадцать? Их что, нашел Медовников?
— Лучше всего на этот вопрос ответит его письмо, — Андрей Феликсович поднялся из кресла, подошел к мебельной стенке и выудил с верхней антресоли обычную канцелярскую папку. Потом достал оттуда конверт и протянул майору Лободко:
— Первую страницу можете не читать, ничего интересного для себя не найдете, а вот на обороте, думаю, как раз то, что вам нужно…
«То, что нужно», состояло из одного, но весьма емкого, спрессованного абзаца. «Не поверишь, дорогой Андрей, — писал Медовников, — но на склоне лет мне улыбнулась дикая, неслыханная удача — ко мне в руки попал план месторасположения клада, спрятанного киевским дворянином Полторацким в стене одного из домов в центре Киева. И речь идет не о шейных гривнах, колтах, браслетах, чашах, перстнях или каких-нибудь арабских золотых или серебряных дирхемах. Если, читая эти строки, ты стоишь, то присядь, пожалуйста, а то упадешь и зашибешься. Андрюша, дорогой мой, речь — о златниках времен князя Владимира Красное Солнышко. О семнадцати златниках, которые схоронены в кирпичной нише. Не мне рассказывать тебе, сколько сохранилось этих бесценных монет — ты прекрасно помнишь сию цифру. План, Андрюша, весьма хитроумный, и, чую, мне придется попотеть, чтобы его расшифровать. Никто сейчас о моей находке не знает, с сенсацией я не спешу, это не в моих правилах. Скажу честно: греет мне душу, что если клад действительно существует и будет обнаружен, я принесу большую таки пользу стране и некоторым образом увековечу свое имя. Но поживем — посмотрим».
Уже ради этого фрагмента письма Медовникова, подумал майор, ему стоило приехать сюда, в Краков.
— Андрей Феликсович, искренне благодарен за то, что показали мне письмо, — взволнованно сказал Олег. — У нас появился реальный шанс распутать это весьма нелегкое дело. Вполне возможно, именно этот план искали в квартире Тимофея Севастьяновича.
Перед тем, как отдать конверт с письмом Круликовскому, майор взглянул на штемпель — из Киева письмо ушло пятого октября, в Краков прибыло тринадцатого.
— Должен сказать вам больше, — после некоторого молчания произнес Круликовский, испытующе посмотрев на гостя. — Совсем незадолго до смерти Тимофея его посетил мой сын Владислав. Передал ему привет от меня, небольшие презенты. Ну, бутылочку нашей хорошей польской водки, что-то там еще… Владек рассказал, что Тимофей выглядел хорошо, принял его гостеприимно, подавленным или встревоженным не был. Ни малейшего намека на это!
— А чем занимается ваш сын?
— Он по специальности искусствовед. Сфера интересов — новейшая живопись. Несколько лет назад открыл небольшую картинную галерею, которая, увы, влачит жалкое существование. Хороший, неглупый малый, но… шалопай. Среда, знаете ли, накладывает свой отпечаток.
— Богемное житье-бытье? — улыбнулся Олег.
— В некотором роде, — вздохнул Андрей Феликсович. — Парню уже за тридцать, а все никак не остепенится. Корю, браню за нескончаемые связи, с женщинами, разумеется, но как об стенку горохом… Олег Павлович, вы ведь наверняка и с ним захотите встретиться?
— Непременно, — кивнул майор, про себя подумав, что отец точно уж предупредит сына, а это даст тому возможность подготовиться к беседе со следователем. Но какой-либо иной альтернативы не оставалось. И все же Олег, особо не надеясь, попросил: — Но… не сообщайте об этом Владиславу, чтобы… чтобы не напрягать его, не портить настроение. По многолетнему опыту знаю, что люди общению с нами не рады…
Андрей Феликсович неопределенно пожал плечами, и Лободко не понял, пойдет ли ему навстречу старик или нет. Зато сам Круликовский адресовал гостю из Киева прямой, как стрела, вопрос:
— Олег Павлович, ответьте честно, а не подозреваете вы моего Владека в… причастности к тому, что произошло с Тимофеем?
— С какой стати? — пришлось солгать майору. — У меня для этого, — снова ложь, — нет ни малейших оснований. Но ведь поймите, Андрей Феликсович, что такое следствие? Это в первую очередь опрос всех тех, кто хоть что-то может сказать о жертве преступника, кто что-то видел, слышал, знает, догадывается. Для нас, сыщиков, мелочей нет! Если вас не затруднит, дайте мне номера телефонов, по которым я смогу связаться с Владиславом. Кстати, его галерея далеко от вашего дома находится?
— Не очень, — ответил Круликовский, черкая по листку бумаги. — Как на меня, так близко. Вот, пожалуйста. Попытайте счастья, авось, сын еще у себя на работе.
Андрей Феликсович подошел к окну:
— За вами уже подъехали. Вижу в нашем дворе полицейский джип…
* * *
Наверное, внешностью своею Владислав Круликовский нравился всем без исключения, как нравится, например, доллар, или изысканный комплимент, или… Да мало ли еще какое «или»! Женщины, конечно, тотчас западали на этого породистого красавца, а мужчины должны были испытывать легкую зависть — повезло же парню!
Майор Лободко тоже высоко оценил его киношную физиономию и фактурную стать. Синеглаз, как Бред Питт. Высок, как Игорь Костолевский, благороден, как принц Чарльз. Правда, впечатление человека, исповедующего здоровый образ жизни, не производит: под глазами легкие круги, которые появляются то ли после возлияния, то ли после недоспанной ночи — присутствовало, пожалуй, и то, и другое. Намерения совершать утренние пробежки давно, конечно, уже заволок дым от сигарет. Вот и сейчас перед младшим Круликовским дымится чашечка кофе, дымится в пепельнице сигарета, а перед глазами у него глянцевый журнал, со страниц которого глядит зазывно и многообещающе красивая беззаботная жизнь.
О визите следователя из Киева Владислав не был предупрежден — наверное, Андрей Феликсович не дозвонился ему, а может, просто учел просьбу Лободко не волновать зря сына. Впрочем, скорее всего, первое.
Когда Олег представился, на лице молодого искусствоведа явственно проступила тревога, душевное состояние его мигом оказалось разбалансированным — пальцы, в которых вновь оказалась сигарета, задрожали, а синие глаза забегали, стали беззащитными, как у мальчика, которого родители приперли к стенке и вот-вот начнется не сулящее ничего хорошего разбирательство.
— Значит, ради одного меня вы приехали из Киева в Краков? — с некоторым страхом в голосе спросил Владислав, когда майор Лободко пояснил, с какой целью он появился здесь, в галерее.
— И ради вас тоже, — улыбнулся в ответ.
— А кто же еще вас интересует?
— Вообще-то задавать вопросы — это моя прерогатива, — засмеялся Олег. — Но так и быть, отвечу: я уже имел беседу с вашим отцом.
— А он что, имеет какое-то отношение к смерти Тимофея Севастьяновича? — резковато сказал Владислав, уже явно взявший себя в руки.
— К смерти Медовникова — нет, но к нему самому — да!
— Это почему же?
— Да потому, что Тимофей Севастьянович был его лучшим другом. Пройти мимо этого факта следствие не могло. Но меня, собственно, интересуют подробности вашей встречи с Медовниковым. Постарайтесь припомнить все детали, даже мельчайшие — это очень важно, ведь после встречи с вами прошло всего два дня, и его не стало.