– Вот потому тебе и ехать за ней. Коли станет Мыслята свататься, не отдадут ему. Скажут, чужой человек, не знаем ни его, ни рода его. А ты им родня, ты княжья дочь, тебе везде будут рады.
Лютава попыталась вспомнить Росалинку, но в памяти мелькало лишь смутное пятно. Таких сестер в разных степенях родства у нее была по всей земле угрян чуть ли не сотня: княжий род считает своим долгом заново родниться со всеми хорошими родами, раздавая дочерей в семьи старейшин и беря взамен старших дочерей себе.
– О боги! – Лютава всплеснула руками. – Ну, ты, мать, даешь! Мне себе бы жениха найти наконец, а ты хочешь, чтобы я девок сватала!
– Разве я тебе плохие советы даю? – Лесава с намеком глянула на нее. – Так уж и быть! Если ты Мысляте невесту привезешь, я твоему горю помогу.
– Моему горю?
– Твой дух‑покровитель ведь, как я, вновь на белый свет человеком родиться хочет?
– Да.
– Ты – его мать, а кто отец, не ведаешь? И надо тебе найти того, кто твоего духа потомок. С одним князем ты обманулась, с другим обманулась, теперь думаешь, вовсе никого не надо, в своем роду на всю жизнь останусь?
Лютава отвела глаза. Да, расставшись с мыслью найти зятя в Зимоборе, Лютомер намерен был не отдавать ее более никому.
– А как же брат твой без жены век думает прожить? Он теперь – князь угрянский, а какой князь без княгини? Не позволят люди. Раньше ли, позже ли, а придется ему себе белу лебедь ловить, гнездо вить, лебедяток выводить. А ты что же – при них нянькой сядешь? Нет, внученька, ищи себе сокола. Да только нету тебе к нему легкой дороги. Ты не знаешь, где тебе его искать, и я не знаю. Но я знаю… – Лесава поколебалась. – Знаю ту, что знает это…
– Но кто это? – с нетерпением, близким к отчаянию, выкрикнула Лютава.
– Вещая вила – Старуха. Та, что всех на свете новорожденных принимает и нить судьбы их запрядает.
Вещая вила! Лютава вспомнила венок младшей из вещих вил, которым теперь владеет ее брат. А ей предлагают познакомиться со старшей!
– Я проведу тебя к ней. И она даст тебе ответ. Но сначала привези Мысляте правнучку мою в жены.
Глядя мимо ведуньи, Лютава лихорадочно думала. Мысль о вещих вилах могла бы прийти ей в голову и раньше. К старшей из них можно поискать дорожку через Младину, которая теперь придет на зов Лютомера когда угодно. Может быть, и не стоит ничего обещать Лесаве и брать на себя чужие заботы.
Но тут же Лютава устыдилась этих мыслей. Как глупо бояться пустячных хлопот – не за Хвалисское же море ее посылают! – если в награду можно будет увидеться со старшей из прях судьбы! Дева Будущего сладко улыбается каждому и манит надеждами на грядущее счастье, но никто не предает так жестоко, как она. Причем нередко – невиновных, ни в чем не нарушивших заветы и поконы. Против того, Старуха, хранительница прошлого, найдет утешение каждому. Она, как добрая бабушка, всякого усадит на теплые колени, позабавит добрым воспоминанием, хотя бы и из раннего детства…
Очень неплохо иметь такую союзницу, в то время как Лютомеру распахнула объятия ее обольстительная, но коварная младшая товарка.
– Я согласна, – как и полгода назад на этом самом месте, сказала Лютава.
* * *
В начале месяца березозола в лесу было еще голо и мокро. И все‑таки Лютомер часто приходил сюда – сидел на влажном бревне среди островков тающего снега и смотрел в переплетение едва проснувшихся ветвей. Из своих двадцати пяти лет он тринадцать прожил в лесу – большую половину. Ему трудно было привыкнуть к Ратиславлю. Дело даже не в том, что чем‑то отличались жилища, одежда, пища и прочее, нет. В этом разница была невелика. Но раньше он жил почти как зверь, отвечая только за себя и свою стаю. А теперь он стал не просто человеком, но еще и князем, и казалось, что каждое его движение как‑то сказывается на всей земле угрян. Смешно, однако Лютомер старался двигаться бережнее. С непривычки ему причиняли досаду суета вокруг, женский говор, детская возня и крики. К нему приходили с вопросами насчет хозяйства, ждали указаний. Но всю свою взрослую жизнь он имел дело с хозяйством гораздо проще и теперь испытывал непривычное чувство растерянности. Хорошо, что княгиня Обиляна согласилась и дальше управляться с делами, пока он не найдет себе жену.
К тому же он остался один в бывшей Замилиной избе, не считая челяди. Назавтра после Медвежьего велика‑дня Вершина покинул Ратиславль. Бывших князей не бывает. В прежние времена тому, кто больше не в силах нести эту должность, пришлось бы умереть, об этом сохранилось немало жутковатых сказаний. О том, например, как состарился отец, стал никуда не годен, и тогда посадил его сын на салазки и повез в лес – помирать…
Вершина не хотел ехать в лес на салазках и принял решение «умереть» для белого света – другого ему, в общем‑то, и не оставалось. С немногими пожитками он ушел на Волчий остров, чтобы жить со своей матерью Темяной и помогать ей в служении предкам и богам Нижнего мира. Для рода он отныне считался покойным; Обиляна оделась в горевую сряду вдовы и получила право выбрать через год нового мужа.
Из прежних домочадцев Замили в доме оставалась поначалу дочь Амира. Ее в Ратиславле жалели. Хвалис и старшая дочь Салика, уже умершая, унаследовали от матери и ее красоту, и губительное честолюбие; Амире не досталось ни того, ни другого. Из всей ближайшей родни она осталась в Ратиславле совсем одна. Даже видеть свою мать ей больше было нельзя: на Волчий остров ходить не разрешалось, а Замиля никогда его не покидала. Обручение Амиры развалилось, поскольку жениха, Окладиного сына Переслава, Зимобор увез в заложники. Обиляна звала ее жить к себе, но в конце концов девушку забрал Толига и отдал в жены своему сыну Утешке. Тот уже был прежде женат на ее старшей сестре, поэтому имел преимущественное право и на младшую, а к тому же его маленький сын приходился Амире сестричем.
А Лютомер, оставшись один, не считая угрюмой Новицы, с нетерпением ждал, когда же вернется с Десны его собственная сестра – та, с которой он никогда не чувствовал себя одиноко.
Вынув из‑за пазухи мешочек с вилиным венком, Лютомер извлек свое сокровище и положил на колени. Венок всегда пах цветущей молодильник‑травой, даже зимой. К весне его запах стал сильнее.
Держа на ладонях, Лютомер приподнял венок, поднес к лицу, вдохнул цветочный дух, потом нежно подул на стебли, будто хотел разбудить.
Послышался звон – будто капель с ледяных сосулек кровли падает в чистую талую воду. Повеяло теплом, свет вокруг стал ярче, запах ландыша усилился. Сердце забилось в ожидании, что сейчас перевернется мир, откроются золотые ворота небес и оттуда польется чистейший свет…
Венок испускал сияние; оно превратилось в столб света, а потом в этом столбе появилась женская фигура. Она будто стояла на его ладонях внутри венка, и Лютомер вновь видел те черты прекраснейшей из дев, которая ему уже являлась.
– Здравствуй, мой желанный! – Дева потянулась и обвила руками его шею.