– Да у нас же бойники есть! – вспомнил Будояр и кивнул на Лютомера, сидевшего на траве впереди своих побратимов. – Малыми силами, да скрытно! Самое для них дело!
– Да и кому, как не Лютомеру! – подхватил Дерюга. – Ведь его родную сестру увезли, дочь его матери!
– Волхву увезли, волкам за нее и мстить!
Князь вопросительно посмотрел на Лютомера, и тот, взглядом испросив у отца разрешения заговорить, шагнул вперед. Словно цветы-нивяницы под порывом ветра, все лица на широкой поляне обратились к нему.
– Верно говорите, мужи угренские! – Лютомер слегка поклонился, разом признавая правоту людей и свою вину. – Я виноват, не распознал замыслы черные у тех, кого князь как гостей в своем доме принял. Не уберег я сестер, мне их и вызволять. Поеду за ними сам с моими побратимами.
Угряне гулом и криками выразили одобрение.
– И правда, поезжай. – Князь кивнул. – Может, и проберетесь как-нибудь, пока вятичи хазарами заняты будут. Что хочешь делай, но сестер верни и клятв Святке никаких не давай.
– Мстить надо! – требовал Богорад, рассекая воздух тяжелым кулаком.
– Успеем! – с твердостью отвечал ему Вершина. – Месть не ржавеет, не черствеет. Вот выберем время получше – и ударим. А в лишнюю драку ввязываться, пока не знаем, откуда еще беды ждать, – глупо это, Богоня, брат ты мой!
Решив самое сложное, угряне приободрились, и дело пошло веселее. Одобрили решение послать Русилу и Радяту в смолянские земли, а заодно положили снарядить такое же посольство в земли дешнянских кривичей. Посла искали недолго – Благота приходился Ратиславичам родней, жил на рубежах дешнянских земель и хорошо разбирался в тамошних делах.
– Только уж обожду, как там с княжнами обернется, – говорил он. – А то если не выйдет дело, что же я Бранемеру говорить буду?
Все прочее теперь зависело от того, сумеет ли Лютомер вернуть сестер домой, не связывая угрян союзом с вятичами. А если не сумеет – ни Бранемер дешнянский, ни кто-то другой не станет разговаривать с угренским князем, впавшим в зависимость от чужого рода и чужой воли.
* * *
Выступить перед всеми угрянами у Хвалиса не хватило духу, да и не имел он, отрок, на это права без согласия отца. Но когда вече разошлось, вечером в избе матери он наконец объявил, что тоже хочет идти в поход. После того как Доброслав уехал не один, а прихватив двух девушек, чего и сам Хвалис не предвидел, просить войско для помощи вятичам, как он раньше намеревался, было бы чистым безумием. Но и остаться в стороне, раз нацелившись действовать, он уже не хотел и даже не стал дожидаться советов Галицы.
– Позволь и мне на Оку пойти, отец, – сказал он. – Моих сестер увезли, семью обесчестили, а я тоже не баба, чтобы дома сидеть. Хочу тоже за честь рода постоять.
Он с трудом находил слова, стараясь задавить сомнения, правильно ли поступает. А вдруг гостиловский княжич вольно или невольно проговорится о том, кто побудил его бежать? Но и просто ждать было мучительно: Хвалису не давала покоя мысль, что эти двое, Доброслав и Лютомер, каждый из которых по-своему представлял для него опасность, встретятся там, вдали, а он даже не сможет узнать, как у них складываются дела.
– Сокол ты мой! – Князь в первый миг удивился, а потом обрадовался и в воодушевлении обнял своего любимца. – Молодец! Ты меня прости, я сам о тебе не подумал сразу! Конечно, и ты у меня удалец хоть куда! Не выпадало тебе случая крылья расправить, так теперь есть! Поезжай, да будут с тобой Перун и Макошь!
Бывший при этом Толигнев кивал с довольным видом. Вместе с воспитанником в путь придется снаряжаться и ему, но Толига, не трусливого десятка, был совсем не прочь развеяться и показать, что и сам чего-то еще стоит. Это был плотный, круглолицый и широкогрудый мужик лет сорока с небольшим; пушистая борода его на щеках была русой, а ниже подбородка в ней белела седина, будто снегом присыпано. Он приходился Вершине дальним родичем через мать, бабу Темяну; как человек мягкосердечный, больше всех в роду жалел Замилю и ее детей. Именно за его старшего сына, Утешу, была выдана дочь Замили, Салика, ныне покойная, и теперь у Толиги имелся с Вершиной общий малец-внучок. Он же обучал Хвалиса, которому не привелось быть в бойниках.
– Да, давно пора соколику нашему себя показать! – приговаривал повеселевший кормилец. – А то ходит он все смурной какой-то, я уж боялся, не сглаз ли…
Собирая любимого сына, князь воодушевился и обрадовался так, будто сам шел в первый поход. Вновь ожили воспоминания о войне на Жиздре, что принесла ему и первую жену-княгиню, и в конце концов – княжий стол. Под разговоры «А помнишь, Толига…» из укладки в клети добыли хороший шлем восточной работы – взятый у того самого купца, который привез на Оку Замилю. К шлему нашлась кольчуга, и Хвалис, облачившись в полный доспех, выглядел истинным воином и мог утешаться мыслью, что у самого Лютомера ничего подобного нет. Правда, в кольчуге и восточном шлеме вид у него стал совсем заморский, но даже Замиля, любуясь им, прослезилась и поверила, что этот поход принесет ее сыну пользу.
Откликнувшись на княжеский призыв, Ратиславичи и жители ближних весей довольно охотно собирались в дружину Хвалислава – в основном те, кто в этот год нового поля не жег и не сеял. У простых людей никаких кольчуг и шлемов, разумеется, не имелось – уж слишком дорог настоящий доспех для того, кому, быть может, и повоевать придется всего один раз в жизни.
– А вот, помню, как при князе Братене с жиздрянами вышла рать, у нас все снарядились, а я молодой был еще, – рассказывал какой-нибудь седой дед молодому кудрявому внуку. – А дядька Вереда мне и говорит: ты, говорит, надень на себя все рубахи, какие есть, сразу, ну, и все какая-никакая защита, а еще, слышь, кожух велел надеть. Ну, я и натянул четыре рубахи свои да кожух, так и пошел. Жарко, неудобно, смешно в кожухе середь лета, сам иду смеюсь. А помогло – вишь, живой вернулся… А князь-то сам и нет… Тогда Братомерович у нас и вокняжился нечаянно…
Из оружия имелись топоры, которыми угряне владели очень ловко, луки и копья. Щиты, хотя бы по одному на каждого, спешно сколачивали на княжьем дворе – для этого собрали всех мужиков, а руководил ими княжеский кузнец Ветрозим. Щит собрать – это не шлем сковать, а умбонов кузнец по приказу предусмотрительного князя заготовил еще раньше, про запас. Съестные припасы тоже имелись: в городце находились большие зерновые ямы, где хранилось жито на этот случай.
Не прошло и пяти дней после веча, как войско выступило в поход.
Глава 5
Очутившись в лодье, с зажатым ртом и веревкой на руках, Лютава быстро сообразила, к кому попала. Леших от людей она отличала мгновенно, своим не было надобности ее похищать, а чужие в округе имелись только одни – вятичи. Судя по неясному шуму, приглушенному шепоту и плеску весел, здесь собрались все два десятка. И едва ли княжичу Доброславу вздумалось вывести своих людей на ночную рыбалку – скорее всего, они покидают Ратиславль совсем, причем без согласия хозяев. Как это вышло, Лютава знать не могла и надеялась только, что обошлось без кровопролития. Впрочем, тогда за вятичами уже гнались бы и даже до Ярилиной плеши они не добрались бы так скрытно.